Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса
Шрифт:
– Как ты мог даже подумать об этом? – говорит Одри.
Лукас отпускает ее плечи, не смея поднять глаз, качает головой.
Варнер и Гатлин убежали вперед. Чувствуя, что остальные отстали, они с неохотой останавливаются, и Варнер интересуется:
– У кого-то травма?
Никто не отвечает. Шестеро бегунов стоят на осыпающейся тропе, едва не падая от усталости. Лукас поворачивается спиной к воде.
– Просто все выглядит именно так, – обращается он к Одри и ко всем остальным. – Если подумать.
– Продолжай, – говорит Пит.
Но
– Уэйд был конченым придурком.
Все поворачиваются к нему.
Его лицо заливает краска, челюсти сжаты.
– Меня достало думать об этом чуваке, – говорит он. – Меня достало говорить об этом чуваке. И я не желаю больше разговаривать с этим долбаным программным обеспечением.
– Не смей, – говорит Сара. И еще раз, уже тише, повторяет: – Не смей.
На нее никто не смотрит – нет такого желания. А разглядывать психа в блестящих черных очках, из которого рвется накопившаяся злость, – самое оно.
– Побежали домой, – предлагает Одри.
Варнер и Гатлин возвращаются к группе.
– У кого-то травма? – снова спрашивает Варнер.
– Ни у кого, – отвечает Пит. – Мы просто совещаемся.
– Мы не могли, – говорит Сара. – Никто из нас не стал бы его убивать.
От этих слов Пит готов рассмеяться. Щеки его вспыхивают, он мотает головой, пыхтя сквозь стиснутые зубы. Он тычет пальцем в грудь Лукаса.
– Это был ты? – спрашивает он.
– Нет.
Тело Лукаса сводит судорогой. Одна нога непроизвольно съезжает на мягкую кромку дорожки, он делает широкий шаг вперед, чтобы восстановить равновесне и не упасть. Пит упирается ладонью в грудь Лукасу, не толкает пока, но готов его толкнуть, если тот не объяснится.
И вдруг раздается новый голос.
– У меня есть список подозреваемых, – говорит Джегер. – Может, вы наконец-то выслушаете меня?
Старый корявый дуб стоит на самом краю берега, его толстые, беспорядочно скрученные корни выпирают наружу. Под сенью этого уже обреченного дерева стоит Джегер и улыбается. Стягивает бейсболку и длинным рукавом рубашки вытирает пот, заливаюндай глаза и широкий лоб. Затем снова водружает бейсболку на голову, но больше ничего не говорит, просто продолжает улыбаться.
– Назови имена, – говорит Пит.
– Ладно. Например, ты, – отвечает Джегер. – И Варнер.
– Это почему же? – спрашивает Варнер.
– Потому что вы, ребята, подлые. Я вас обоих едва знаю и абсолютно уверен, что никогда ничего плохого вам не делал. Но вот вы здесь, преследуете меня и, судя по вашему виду, готовы башку мне снести, дай только повод. Может, Уэйд и есть этот повод. Кто знает?
Варнер матерится. Пит фыркает как лошадь.
– Потом – малыш, – продолжает Джегер. – Мистер Гатлин, насчет тебя у меня есть одно предположение. Зато очень миленькое.
– Это какое? – говорит Быстрый Дат.
– Когда ты баллотировался в мэры? Три, четыре года назад? А Уэйд помогал. Я слышал, как он давал тебе имена и номера телефонов всех бегунов в городе. Пухлые конверты, деньги сами плыли к тебе в руки. Но потом откуда-то стало известно об одной давней истории, случившейся в Огайо. Разумеется, все это было сто лет назад. Разумеется, та девица перестала сотрудничать с полицией, и обвинение рассыпалось. Но ты же знаешь, как это, когда репортеры гонятся за жареными фактами.
Гатлин открывает было рот, но тут же его закрывает.
– Ведь Уэйду было известно о том, что тебя обвиняли в сексуальном преступлении? – спрашивает Джегер. – Вдруг он и слил эту информацию, из-за которой потом разразился скандал?
Тихо и беззлобно обвиненный человек отвечает:
– Я не знаю.
Джегер смеется:
– Но это наверняка был Уэйд. Мы-то его знаем. Нравится вам или нет, но наш парень имел собственные представления о том, как должны вести себя люди, и не соответствовать его стандартам было небезопасно. Он мог быть твоим приятелем и вести себя соответственно, но если тебе пришло в голову выдвинуть свою кандидатуру на государственную должность, а наш парень заподозрил, что ты замешан в чем-то неблаговидном, он запросто шепнул бы пару слов в нужные уши, чтобы свершилось правосудие. И ни минуты бы не сомневался.
– Значит, все виноваты, кроме тебя, – говорит Пит. – Так, что ли?
Джегер подмигивает Краузу.
– Уэйду нравились симпатичные девушки. А еще больше – симпатичные замужние женщины. Что забавно, учитывая его этический кодекс. Но адюльтер – это не преступление. Любовные отношения – это соперничество, гонка по дистанции. Тут есть победитель – и есть все остальные. Вот я гляжу на тебя, Крауз, а думаю о твоей жене. Она же воплощение мечты. А жирной лягушке вроде тебя просто повезло с ней. Поверь мне: такой парень, как Уэйд, обязательно бы заинтересовался ею – а кстати, от кого она только что родила?
Крауз хочет выругаться, но у него перехватывает дыхание.
– Карл, – говорит Одри.
– Насчет тебя, дорогая, у меня нет никаких предположений, – лицо Джегера смягчается. – Возможно, у вас двоих и было что-то в прошлом. Возможно, у тебя имелся серьезный повод покалечить его и даже убить. Я слышал, твой брак распался пару месяцев назад. Любой бы сделал из этого далеко идущие выводы. Правда, меня ты никогда не пыталась убить, ни разу, а ведь я давал кучу поводов отрезать мне голову во сне.
Одри плачет.
Джегер указывает на Сару.
– А ты, – говорит он, – видел я во время соревнований, как ты болтала с мертвецом. Я не телепат и вообще не самый чувствительный человек, но и то все понял по твоим глазам. Даже если ты и не трахалась с Уэйдом, то всегда хотела этого. Возможно, ты сама не избивала, но зато у тебя есть муж. Или того хуже: у тебя есть этот долговязый тупица, который следует за тобой повсюду. Что бы сделал мистер Мастерс, если бы обнаружил, что его подруга по тренировкам изменяет своему мужу, да еще и его самого тоже обманывает?