Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса
Шрифт:
– Но возможно, этого никогда и не произойдет, – признала собеседница. – Я очень люблю этих крошек. Однако жизнь, даже самая восхитительная, имеет свои пределы.
– Да, у нее есть пределы, – вежливо согласился он.
Лицо Лилли было хорошеньким и уже не человеческим; должно быть, в этом были виноваты непрямое освещение и гложущее Саймона чувство бесконечного одиночества во Вселенной, где человечество становилось все более странным и чуждым.
– А тебя это вообще беспокоит? – спросила она.
Он ждал продолжения.
– Терраформирование – ужасающе разрушительное действие, – заявила Лилли. – Оно стирает один порядок вещей, чтобы заменить его другим. Или, как в печальном случае с Марсом, уничтожает
– О борьбе и речи не шло, – заявил он.
Конечно, это не было правдой. Наверное, впервые в жизни Саймон со всей ясностью осознал, что они стоят на бастионах огромной крепости, а вокруг них идет бесконечная война. Он прислушивался к ветру, ощущал его порывы, наслаждался неустанным стуком сердца, которое никогда не признает себя старым. Саймон улыбался, сознавая, что даже такой человек, как он, несущий в душе тихое разочарование, может испытывать острое, ничем не замутненное удовольствие от сражений, больших и малых, в которых он помог одержать победу.
Япет
– Я знаю, что ты беспокоишься. Я тоже беспокоюсь, Саймон. Никто из нас двоих не силен в политических играх, и даже если бы я была гением в заключении союзов и знача, как обращаться с оппонентами, все равно мне было бы очень трудно в этом месте. На этой Земле. Но, как говорят знающие люди, и не без причины, есть только один Стэнфорд. Возможно, Академия Невидимой стороны ни в чем ему не уступает, по крайней мере когда дело касается подготовки выдающихся астрономов. Но в моей области знаний Стэнфорд держит первенство уже полтысячелетия, на мой диплом обязательно обратят внимание компетентные организации и недоверчивые коллеги во всех уголках Солнечной системы. А поскольку мое бесхитростное обаяние не поможет завоевывать сердца, работа в этом университете станет большим подспорьем.
Саймон остановил трансляцию – это был уже не первый просмотр – и на несколько минут погрузился в созерцание лица, заполнившего весь экран. Что изменилось? Рот, яркие желтые глаза. Стильный плюмаж из зеленых перьев: на вид изящная шляпка, на самом деле – одно из последних и очевидных звеньев, связывающих Джеки с миром ее предков. Нет, она выглядела совершенно так же, как прежде. Сторонний наблюдатель мог решить, что это представитель человеческого вида с модифицированной генетикой. Она выглядела немногим больше, чем в те времена, когда Саймон в последний раз видел эту птицу-попугая: это позволило ей вписаться в ограничения, существовавшие для студентов-стажеров. Законы о бионалогах были вполне разумными: Земля всегда была перенаселенным местом. Даже шестьсот лет назад, когда Саймон был тощим марсианином и дышал пылью, колыбель человечества страдала от слишком большого количества жителей на единицу территории, от того, что слишком большое количество тел приходилось на слишком малую площадь территории, фермы трудились без отдыха, производя пищу для населения, которое не собиралось стареть и в большинстве случаев упрямо отказывалось умирать. Бессмертие стало повсеместной нормой – а кому не захочется иметь детей, чтобы разделить это блаженство? Вот почему тела и умы продолжали уменьшаться, обходя природные ограничения и хитроумно переосмысляя правила.
Земля мало изменила Джеки внешне. Пожалуй, разве что ее голос казался слишком правильным, слишком хорошо поставленным – но, с другой стороны, камеры всегда смущали Джеки. Он достаточно хорошо знал это существо, а потому понимал, что она ничего не скрывает. Хватило бы одной капли лукавства, чтобы все кончилось, думал он со страхом. Их длительная разлука едва началась, а она уже тут как тут, нашла время, чтобы позвонить домой. Саймон уверил себя, что ни интриги, ни честолюбие, ни искушение не отнимут у него эту любовь, которой он не осознавал долгие века и которая так внезапно настигла его.
Он снова включил видеосообщение. Джеки перечисляла названия предметов и рассказывала о крохотных помещениях, которые она делила с тремя другими счастливыми аспирантками, и о том, что в ясные ночи можно видеть звезды, но что это, конечно, всего лишь иллюзия. Сфера теплицы, окружавшая Землю, была завершена лет двести тому назад – изумительная полупроницаемая мембрана, которая строго регулировала все, что попадало снаружи и утекало обратно в космос. На сегодня мать-Земля была чем-то вроде огромного помещения, находившегося под неусыпным контролем, где повсюду – на поверхности и под поверхностью старых континентов, а также на всех водных пространствах – жило около триллиона разумных существ. Это был прекрасный, стабильный мир. И при этом он был совершенно чуждым государством, где все беспрестанно менялось, а некоторые его уголки были печально знамениты разгулом преступности и вспышками психопатической ярости.
Да, Саймон беспокоился.
Безусловно, он жалел, что Джеки не осталась с ним после неожиданных перемен в ее карьере. На главных спутниках Сатурна имелись солидные университеты, и даже кичливый титулованный Стэнфорд предлагал виртуальные занятия за деньги. Почему бы не выбрать чуть более долгий, но зато безопасный путь к диплому? Ведь времени у них в избытке, доказывал Саймон. А там, где они жили, Джеки не подвергалась бы опасностям, которые неизбежно возникают при таком скоплении народа.
Передача продолжилась.
– Я уверена, ты это знаешь, – сказала Джеки. – Думаю, я уже говорила об этом раньше. Представь себе, на весь кампус тут нет ни одного работающего телескопа! У нас есть один объект в сорока километрах над нами, громоздится на своде теплицы, но там полно музейных экспонатов и любопытствующих туристов.
Она была взволнована, ее подвижный рот выговаривал каждое слово с особенным, только ей присущим акцентом:
– Стэнфордские телескопы – мои телескопы – находятся повсюду, кроме этой яркой, шумной, деловой Земли. На Луне и на троянских астероидах Юпитера; еще есть прекрасное новое зеркало, которое только что вступило в действие в точке Лагранжа на орбите Нептуна. А поскольку я здесь, то это и мое зеркало. Мои лучшие глаза. Ты только подумай, какая честь! Если бы я осталась дома с тобой, я была бы в лучшем случае техником и наводила бы эти аппараты на объекты, а смотреть на них могли бы лишь настоящие студенты Стэнфорда.
Да, она приняла верное решение. Саймон всегда это знал – впрочем, такие небольшие умственные упражнения помогали ему снова и снова убеждать в этом себя самого.
Глупая маленькая обезьянка, вот кто он такой.
– Но я тебе еще не сообщила самую невероятную новость, – сказала Джеки под конец. – Я это только что узнала. Давным-давно у Стэнфорда был талисман, и это была птица! Представляешь, какое совпадение?!
Саймон остановил изображение и поцеловал его в губы. Затем он сохранил видеозапись там, где она могла храниться целую вечность, и, чувствуя себя растроганным до слез, перешел к привычным повседневным делам.
Даже на орбите Сатурна, где пространство стоило дешево и легко добывалась еда, люди обзаводились современными телами малых размеров. Саймон не был таким крохотным с тех пор, как ему исполнился один год. Новый метаболизм оказался эффективным и надежным; к тому же человеческий мозг в конечном счете угасал, но кора головного мозга, созданная из кристаллических белков, была более стойкой и плотной; мыслительные процессы протекали так быстро, что природные способности атума усиливались вдвое, а объем памяти увеличивался в двадцать раз.