Лучшая зарубежная научная фантастика
Шрифт:
Не важно; сейчас значение имел только смысл этих символов, но не выбранный нами метод вычислений. Решив сохранять оптимистичный настрой, я решила подготовиться к тому дню, когда наш гость заговорит, и заговорит, конечно, по-арабски. Хоть Квилиан и был всего лишь провинциальным царьком, но его библиотека ничем не уступала тем, что были доступны мне в Новом Верхнем Каракоруме. Я нашла учебники арабского языка — в основной своей массе они составлялись для оперативников, пытающихся внедряться в исламистские террористические группировки, — и засела за них, стараясь переквалифицироваться
Но когда мужчина проснулся — к этому времени миновало еще несколько недель, и мне уже казалось, что я полжизни провела за учебниками, — выяснилось, что все мои мучения были впустую. Когда я вошла в комнату, наш гость сидел на кровати, обставленный со всех сторон мониторами, и тайно охраняемый отрядом стражи. Я стала первым человеком, кого он увидел, придя в себя, если не считать, конечно, инженера, заметившего, что пленник лемуров просыпается.
Закрыв за собой дверь, я подошла к кровати и присела рядом, официальным жестом оправив складки своей юбки.
— Меня зовут Желтая Собака, — сказала я по-арабски, стараясь выговаривать слова медленно и отчетливо. — Вы среди друзей. Мы хотим вам помочь, но почти ничего не знаем о вас.
Он посмотрел на меня пустым взором. Прошло несколько секунд, и я добавила:
— Вы меня понимаете?
Выражение его лица и прозвучавший ответ заставили меня понять ошибку. Его голос был мягким, и говорил он определенно по-арабски, вот только я не понимала ни слова. К тому времени я прослушала достаточно аудио-записей, чтобы разбирать все от высокой речи до детского лепета, но все равно то, что говорил наш гость, казалось мне сплошной тарабарщиной.
— Простите, — сказала я. — Я не понимаю вас. Быть может, попытаемся начать сначала, но помедленнее? — коснувшись груди, я произнесла: — Желтая Собака. Кто вы?
Он что-то ответил, возможно, что свое имя, но с тем же успехом это мог быть и краткий отказ отвечать на вопрос. Его взгляд стал обеспокоенным и постоянно скользил по комнате, словно мужчина впервые обратил должное внимание на непривычную обстановку. Он пробежался пальцами по тонкому одеялу, а после коснулся бинта, не позволявшего выскользнуть игле капельницы. Я вновь повторила свое имя, подталкивая его к ответу, но в этот раз он произнес другое слово — не то, что прозвучало в первый раз.
— Постой, — сказала я, кое-что вспомнив. Изначально я рассчитывала обойтись без этого приема. Пошарив в своем мешке, я извлекла из него распечатку, поднесла ее к глазам и начала медленно зачитывать азан — исламский призыв к молитве.
Мое произношение, похоже, было далеко от идеала, поскольку мне пришлось повторить эти слова три, или даже четыре раза, прежде чем в глазах мужчины возникла тень понимания и он начал повторять за мной. Но когда он выговаривал слова ритуала, на его лице проступило удивленное выражение, словно он никак не мог понять смысла этой странной игры.
— Значит, хотя бы наполовину я была права, — сказала я, когда гость вновь погрузился в молчаливое ожидание. — Тебе что-то известно об исламской культуре. Но не понимаешь ничего из того, что я говорю,
— Теперь вы меня понимаете? — спросил он на безукоризненном монгольском.
От удивления я чуть не лишилась дара речи.
К этому времени я успела немного свыкнуться с его выбритой головой и бледностью, и теперь могла разглядеть те черты, которые прежде не замечала. У него было лицо утонченного, доброго и образованного человека. Прежде ни один мужчина не возбуждал во мне сексуального интереса, и не могу сказать, что меня влекло к нашему «гостю». Но в его глазах читалась глубокая тоска по дому, свидетельствующая о том, сколь долго он не видел семью и друзей (у меня никогда не было ни того, не другого, но я вполне могу понять его чувства), и я осознала, что хочу помочь ему.
— Ты знаешь наш язык, — наконец произнесла я, словно это уже не было доказано.
— Он не такой уж и сложный. Как вас зовут? Мне послышалось нечто вроде «грязной псины», но это вряд ли может быть правдой.
— Я пыталась говорить по-арабски. И, что очевидно, не справилась. Меня называют Желтой Собакой. Это прозвище, оперативный псевдоним.
— Но не настоящее имя.
— Ариуна, — тихо представилась я. — Иногда использую и это. Но здесь все называют меня Желтой Собакой.
— Муханнад, — сказал мужчина, касаясь своей груди.
— Муханнад, — повторила я, прежде чем продолжить. — Если ты понял мое имя — или хотя бы подумал, что понял, — почему же не отвечал, пока я не заговорила по-монгольски? Не думаю, что мой арабский настолько уж плох.
— Ты говоришь на арабском как человек, услышавший его в шепоте. Отдельные слова казались мне знакомыми, но они были лишь крупицами золота в бурном потоке, — он одарил меня улыбкой, словно ему было неприятно критиковать. — Твое старание заслуживает похвалы. Но я говорю не на той разновидности арабского, которую изучала ты.
— А что, их много?
— Честно говоря, куда больше, чем ты можешь себе представить, — он помедлил. — Полагаю, теперь я догадался, где нахожусь. Монгольская Экспансия. Мой мир шел по тому же пути вплоть до шестьсот пятьдесят девятого, если оценивать по нашему календарю.
— У вас другой календарь?
— Вы ведете отсчет от дня гибели божественного воителя; мы — от бегства Пророка из Мекки. По меркам Халифата сейчас идет тысяча шестьсот четвертый год; у вас — девятьсот девяносто девятый, а Объединенные Нации отметили две тысячи двести двадцать шестой. Если по-хорошему, нас разделяют всего-то какие-то века. Календарь Смеющихся куда древней, что и логично. А если…