Лучшая зарубежная научная фантастика
Шрифт:
Десяток слов или монета…
— Выбирайся отсюда, Чирк, — сказал он. — Солнце включается. Если ты уберешься сейчас же, может, успеешь уйти, пока оно не разогрелось во всю мощь.
— Но… — она изумленно уставилась на него. — И ты со мной!
— Нет. Давай, уходи. Видишь?
Он указал на тускло тлеющее сияние, разгоравшееся в темноте у них под ногами. — Они просыпаются. Скоро здесь будет пекло. Здесь ты не найдешь своего сокровища, Чирк. Оно все там.
— Джесси, я не могу… — Пламенное свечение расцвело под ними, потом сбоку. — Джесси? — она
— Уходи! Чирк, еще секунда, и будет поздно. Уходи! Давай!
Паника овладела ею, и она резко завела свой байк, неловко дернула его вперед, попытавшись увлечь за собой Джесси, но тот легко уклонился.
— Уходи! — Она опустила голову, открыла дроссель и стрелой метнулась прочь. «Слишком поздно, — со страхом думал Джесси. — Хоть бы не оказалось слишком поздно».
Ее байк растворился в сиянии рассвета. Джесси пинком оттолкнул свой и снова уцепился за выступ окна. Его угловатая тень легла на стекло рядом с прижавшимся с другой стороны металлическим черепом.
— Вот, я доказал! — Он ощущал, как волны энергии — тепловой и какой-то еще, более смертоносной — проникают в него из пробуждающихся солнц. — Открывай!
Крылан изогнулся и сделал что-то за краем окна. Хрустальная панель сдвинулась в сторону, и Джесси протиснулся в узкую как коробка комнатку. Окно вернулось на место, но свет и жар по-прежнему проникали в него снаружи. А больше деваться было некуда. Он и не надеялся.
Глубинный крылан склонил голову к его голове.
— Я пришел от лица человечества, — заговорил Джесси, — чтобы сказать, что старая стратегия безопасности, основанная на защите Кандеса, больше не работает.
Он рассказал крылану все, что знал, и, пока он говорил, наступил рассвет.
Глина скользила под ладонями. Между пальцами просачивалась мутная влага. От нее слипалась шерсть, и ладони Хитреца казались почти человеческими. Он крепче сжал пальцы, и стенка вазы, утончаясь, стала расти вверх. Гончарный круг он вращал цепкой ногой.
Кто-то застучал в окно загона. Хитрец подскочил и тут же вскрикнул: ваза смялась под собственной тяжестью. Он развернулся и швырнул ее в окно, как ком фекалий. Глина размазалась по плексигласу, стекла вниз.
От окна с хохотом отскочила стайка школьников. Один из них, обезьянничая, свесил руки до земли. Хитрец оскалил зубы. Человек мог принять оскал за улыбку, но Хитрец выражал угрозу. Соскочив с табурета, он в три больших шага пересек комнатку и прижал грязную ладонь к окну. Продолжая скалить зубы, он написал пальцем: ыпож. Снаружи буквы читались в обратном порядке. Учительница покраснела, как самка в течке и велела детям отойти от окна. Она оглянулась, уводя их со двора, и тогда Хитрец изобразил, что бы он с ней сделал, войди она к нему в загон.
Ее голое лицо совсем побагровело,
Проклятье.
Он всего лишь хотел сделать вазу. Одним прыжком, он вернулся к кругу и снова сел спиной к окну. Ногой раскрутил круг, шмякнул на середину новый ком глины и постарался расслабиться.
Уголком глаза он видел, как отворилась дверь. Хитрец остановил колесо, испортив еще одну вазу.
Верн просунул голову в щель.
— Ты в порядке?
Хитрец выразительно помотал головой и указал на окно.
— Прости. — У Верна дрожали руки. — Нам надо было тебя предупредить.
— Вам надо было сказать им, что я не животное.
Верн виновато опустил взгляд.
— Я говорил. Но это же дети.
— А я — шимпанзе. Понятно. — Хитрец погрузил пальцы в глину, чтобы заставить свои мысли замолчать.
— Это все Делила. Она решила, раз другие шимпанзе не против, то и ты не будешь возражать.
Хитрец оскалился и выдернул руки.
— Я не такой, как другие шимпанзе. — Он указал на имплантат у себя в голове. — Может, и Делиле такой вставить? Ей тоже, кажется, не помешало бы поумнеть.
— Мне очень жаль. — Верн опустился на колени перед Хитрецом. Никто другой не подошел бы к нему так близко, не напичкав его седативными. Так легко было бы протянуть руку и сломать ему шею. — Это было гнусно.
Хитрец размазывал глину по кругу. Верн лучше других. Он, кажется, понимает, в каком адском лимбе живет Хитрец — слишком умный для других шимпанзе, и слишком животное, чтобы существовать среди людей. Это Верн принес Хитрецу гончарный круг, который, во имя земли и деревьев, Хитрец так полюбил. Он, подняв бровь, взглянул на Верна.
— И как им понравилось представление?
Верн прикрыл рот, скрывая улыбку. Он умел себя вести.
— Учительница очень недовольна «злобным робошимпанзе».
Хитрец запрокинул голову и заухал. Так ей и надо.
— Но Делила считает, что тебя необходимо наказать, — Верн, все еще на расстоянии вытянутой руки от него, почти не шевелился. — Она требует, чтобы я отобрал у тебя глину, поскольку ты воспользовался ею для проявления гнева.
Хитрец растянул губы в гримасе гнева и страха. Гнев готов был ослепить его, но он сдержался, вцепившись в гончарный круг. Если он сорвется с Верном… разумные мысли разбегались. Задыхаясь, он вертел круг, вбивая свой гнев в глину.
Круг вращался. Глина скользила под пальцами. Мягкая. Твердая и гладкая. Землистый запах наполнил ноздри. Он держал мир в ладонях. Крутил, крутил, и стенки вазы поднимались вокруг ядра гнева, скрывая его.
Сердце затихло вместе с движением круга. Хитрец моргнул, словно просыпаясь. Ваза стояла перед ним как живая. В ней был весь мир. Он провел пальцем по кромке.
У Верна были мокрые глаза.
— Хочешь, я отдам ее на обжиг?
Хитрец кивнул.
— Я должен забрать глину. Ты ведь понимаешь?