Лучше не бывает
Шрифт:
Вот и свершилось! Все точки расставлены. Герои прошли испытания, которые выбрали сами, которые она навязала им, и со страстью азартного игрока наблюдала, как они их преодолевали. Многое в повествовании стало откровением для автора. Периодически то она вела своих героев, то они требовали иного развития событий. Это было плодотворное сотрудничество. Полина знала, что написала свой лучший роман. Лучше тех трех, которые создала для Дмитрия.
Она сложила гимн своей любви. Наверное, чтобы не быть откровенной до конца, Полина избрала жанр мистической лирики. Это расширило границы для фантазии и позволило предположить то, что вряд ли могло иметь место в реальной жизни. В любом случае быть откровенной до конца Полина не собиралась. У каждого человека должна быть территория, на которую посторонним вход категорически воспрещен.
Полоса черная, полоса белая, полоса черная… Белая все еще оставалась где-то на горизонте. Альбина отчаялась ждать, когда же наступят светлые времена. Пока все события сплетались в жесткий клубок негатива. Воробьева отказывалась от встреч. Не помогали ни уговоры, ни угрозы. Спонсор, на средства которого строился еще один магазин Альбины, вдруг повысил проценты за кредит. Договоренность была устной, многие крупные сделки решаются на уровне честного слова, но в случае с Альбиной это не сработало.
Судьба испытывала ее на прочность. Если бы Шахова могла хоть на минуту остановиться и задуматься, то пришла бы к выводу, что ничего не происходит просто так. Обстоятельства складывались паршиво. Бизнес, связи, новые проекты, забытые подруги и родители требовали внимания, но Альбина поставила себе цель уничтожить Шахова-писателя. Неудачи, преследующие ее в этой связи, выбивали ее из колеи. Только это и было важно.
Окончательный разрыв с Назимовым стоял в череде неприятностей не на последнем месте. Оказывается, Шахова привыкла к тому, что они вместе, привыкла к его готовности выслушать, к его терпению, лояльности. Она не задумывалась о том, почему он столько лет терпел ее ставший невыносимым характер. Иногда ей казалось, что причина тому – глубокие чувства, но чаще – страх заполучить в ее лице не знающего пощады врага. В любом случае Ролан больше не с ней.
– Извини, Альбина, я исчерпался, – заявил он, после того как однажды, приехав поздно вечером, снова застал ее в невменяемом состоянии.
Отпуская домработницу, Шахова позволяла себе расслабиться. Со временем для этого требовались все более ощутимые дозы виски, скотча, водки. Альбина не желала видеть в этом выражение слабости. Обжигающие напитки как будто притупляли разрушительное отчаяние и беспомощность что-либо изменить. Альбина не замечала, что катится в пропасть, загоняя себя в глухой угол самобичевания. Ее переиграли. Какая-то серая мышка получила все, даже ребенка, которого никогда не будет у Альбины. Как могло случиться, что она, такая энергичная, такая предприимчивая и современная, осталась ни с чем? Победа Воробьевой сокращала Альбине жизнь, нервировала, исключив возможность идти дальше.
Этого топтания на месте и не смог вынести Назимов. Шахова становилась все менее предсказуемой. После очередной телевизионной передачи, в которой директор «Атолла» воспевал едва раскрывшийся, но захвативший армию читателей талант Шахова, Альбина напилась до чертиков. Она вспомнила, как явилась к нему на прием и пыталась открыть ему глаза на мошенничество Дмитрия и его сообщницы Воробьевой. Ее слушали со сдержанной вежливостью, но в глазах Арсеньева застыла насмешка. Со стороны Альбина выглядела истеричной бывшей супругой, которой не дает покоя успешность мужчины, забывшего о ней.
То, что Арсеньев оставил ее предупреждения без внимания, подтверждало его очередное интервью. Разбила попавшуюся под горячую руку вазу, что на некоторое время охладило ее пылающий гнев. Выкуренная сигарета вызвала спазм сосудов. Альбину стошнило. Она едва добежала до ванной, извергая фонтаны зловонных рвотных масс. Голова кружилась. Альбину бросало то в холодный пот, то в жар. Страдать в одиночестве ей не хотелось. По привычке она принялась звонить Ролану. Он не должен мирно спать, когда ей плохо.
– Приезжай! – настойчиво твердила она, не отвечая ни на один его вопрос. Пьяным умом она понимала, что пока ей хорошо удаются только очень короткие фразы. – Приезжай, иначе…
Она не договорила, бросив трубку. Какая насмешка: она должна уговаривать его! Да он мизинца ее не стоит. Не приедет – к чертям собачьим! Альбина успела выпить еще парю рюмок, когда услышала звук открываемых ворот. Шум двигателя смолк. В пронзительной тишине майской ночи был слышен каждый не совместимый с состоянием покоя звук. Альбина добрела из кухни до гостиной и приняла театральную позу, растекшись в кресле. Она была уверена, что выглядит, как королева Англии.
– Ты с ума сошла… – глухо произнес Назимов, увидев ее почерневшую, с мутными, безумными своей отрешенной пустотой глазами.
Все вокруг было уставлено зажженными свечами. На полу, мебели сияли оранжево-желтые огоньки, их ароматы смешались, создавая удушливую тяжелую завесу. Ролан потушил все свечи и только после этого решил вслушаться в пьяное бормотание Альбины. По интонации можно было догадаться, что она выражает недовольство. Не в силах подняться, она неуклюже размахивала руками и периодически начинала орать непристойности в его адрес.
– Пойдем, я помогу тебе лечь… – Назимов хотел уложить ее в кровать. Для этого нужно было преодолеть винтовую лестницу, но он был готов взвалить Альбину на плечо и отнести. В таком состоянии она вряд ли сделает несколько шагов.
– Не надо! – она отталкивала Ролана, выставляла ноги вперед, брыкалась.
– Альбина, это переходит все границы. Что ты делаешь? – Он понимал, что в таком состоянии она вряд ли поймет причину его беспокойства, и говорил по инерции.
– Я грущу, Рол, – Альбина всплакнула.
– Давай сейчас ты ляжешь спать, а утром мы поговорим.
– Поговорим?
– Обязательно, – Ролан присел у ее ног. Противоречивые чувства боролись в нем. Он презирал эту женщину и сочувствовал ей.
– Рол, ты ляжешь?
– Я? Да, конечно.
– На коврике?
– Где?
– В ногах! – Альбина ткнула пальцем в пол. Пошатываясь, встала. Ролан успел подхватить ее, взвалил на плечо. Обмякшее тело не оказывало сопротивления.