Лучше не бывает
Шрифт:
— Ваш ум сегодня блуждает в разные стороны, — сказал Биран.
— Этот случай с Эриком Сирзом. Это именно из-за него вы чувствуете невозможность вернуться к Поле?
— Господи Боже! Кто рассказал вам об Эрике Сирзе?
— Пола.
— Ах, она. Интересно. Что ж, это вроде препятствия. Если изувечишь любовника жены и лишишь его ноги…
— Это преследует вас в ночных кошмарах?
— Я бы так не сказал. Но это, конечно, из того разряда событий, которые меняют отношения, меняют психологию.
— Я знаю. Пола тоже так чувствует.
— Кроме того, Пола ненавидит меня.
—
— Об этом она вам тоже сказала?
— Да.
— Господи! Зачем вы лезете во все это, Дьюкейн?
— А вы не понимаете?
— Нет.
— Вы сказали, что я командую и могу ставить свои условия. Хорошо, вот мое решение. Я умолчу обо всем, если вы сделаете хотя бы попытку вернуться к Поле.
Биран отвернулся и подошел к окну.
Дьюкейн начал говорить быстро и взволнованно слегка извиняющимся тоном:
— Я помню, как вы сказали — «черт побери, мой долг», и сейчас я думаю, что вы были совершенно правы и что есть другой долг. Я не хочу ломать вашу жизнь. Зачем мне это? Это не спасет ни бедного Рэдичи, ни бедную Клодию. А что касается закона, то человеческий закон — лишь грубое приближение к справедливости, и он слишком грубый инструмент, чтобы оперировать им в той ситуации, в которой вы оказались. Это не значит, что я разыгрываю роль Бога, просто это дело было мне поручено, и я сделал что мог. Я хочу, чтобы оно закончилось, не принеся новых бедствий. Что же касается расследования, я знаю ответ на все вопросы и я доложу о них, не вдаваясь в ненужные детали. Мысль о Поле пришла по вдохновению, помимо всего, как удачное предположение… Она, конечно, любит вас, так почему же не попытаться? Я прошу вас только попытаться. — Дьюкейн встал и резко поставил стакан на каминную полку.
Биран подошел и чуть отклонился назад. Он пробормотал:
— Выбор у меня небольшой, правда?
— Ну, у вас есть выбор и нет его, — сказал Дьюкейн. — Могу вас заверить, что я все равно сохраню все в тайне. В любом случае, как бы вы ни поступили. Но так как вы джентльмен…
— Вы — сумасшедший. Это будет ужасно. Не могу понять, почему это вам кажется такой хорошей мыслью.
— Я говорил с Полой об этом, конечно, в общих словах. Я не рассказал ей все это. И я думаю, что она хотела бы начать все снова. Она тоже не смогла оставить вас в прошлом.
— Несомненно, вы находите это странным, — сказал Биран. Он встал и посмотрел в огонь. Затем он сказал: — Хорошо, Дьюкейн, хорошо. Я попытаюсь, только попытаюсь. Бог знает, что получится.
— Хорошо. Вы сами иногда думали о примирении?
— Да, но только как о фантазии. Когда двое довольно упрямых людей расстаются так, как мы расстались…
— Я знаю. Вот почему мне показалось, что deus ex machina [22] будет тут нелишним.
22
Бог из машины (лат).
— Я думаю, вы довольны собой. Хорошо. Но вдруг окажется, что Пола и видеть меня не может. И не могу себе представить, что я превращусь в идеального, верного мужа.
—
Биран улыбнулся и взял свой стакан.
— Удивлен, что вы, наоборот, не хотите спасти Полу от моих лап. Забавно, я привык думать, что, возможно, вы и Пола… Это меня очень мучило. Сама мысль, что кто-то рядом с Полой, невыносима для меня, но если бы это были вы, было бы еще хуже…
— Что ж, если вы не хотите, чтобы вокруг нее вертелись другие мужчины, вы должны сами приударить за ней. Между прочим, я добавляю еще условие. Вы должны рассказать Поле все.
— О Рэдичи и так далее?
— Да. Конечно, тогда право Полы отвергнуть вас. Но я не думаю, что она так поступит. Вот, это мне больше не нужно. Держите.
Дьюкейн протянул Бирану предсмертную записку Рэдичи.
Биран положил его на каминную полку. Он сказал:
— Я думаю, было бы умнее, если бы вырассказали Поле. Я имею в виду — просто изложили бы факты. Тогда она решит, хочет ли она меня видеть. Она должна решать в любом случае.
— Не думаю, что так будет лучше. Но хорошо, я расскажу ей. Как вы думаете, ей лучше будет приехать сюда для встречи с вами или вы поедете в Дорсет?
— Пусть она решает это. Хотя… Нет, в городе будет лучше. Я еще не готов посмотреть в глаза близнецов.
Дьюкейн засмеялся.
— Близнецы поистине великолепны. Я думаю, вы поймете, что они простили вас. Больше мне сказать нечего, остается только пожелать вам удачи.
Биран прикусил нижнюю губу, отчего лицо его стало еще асимметричнее.
— Мне кажется, это что-то вроде шантажа.
— Думаю, да.
— Думаю, я могу забрать это с собой на всякий случай.
— Биран положил в карман признание Рэдичи. Оба рассмеялись.
— Я напишу вам после разговора с Полой, — сказал Дьюкейн.
— Спасибо. И спасибо за все.
Они направились к входной двери. Когда они дошли до нее, Биран притронулся к плечу Дьюкейна. Дьюкейн торопливо протянул ему руку, они пожали друг другу руки, избегая смотреть в глаза. И через мгновение Биран был уже на улице.
Дьюкейн устало наклонился, поднимая письма с коврика. Он побрел обратно в гостиную и поворошил угли в камине. Он заметил, что с мебели не стерта пыль. Где этот проклятый Файви? Его острое чувство жизни угасло, и внутри опять леденел снежок. Он, наверно, приобрел какую-то хроническую болезнь, и она не замедлит вскоре проявиться. Он дрожал и вдруг заметил, что зубы стучат.
Он с таким странным нетерпением ждал встречи с Бираном. Но она пролетела как во сне. Он, действительно, теперь не считал Бирана негодяем. Он неизбежно кончил тем, что тот стал нравиться ему. Но напряжение, связывавшее их, ослабло. Больше Биран ему не нужен. И если Биран вернется к Поле, ему все равно всегда будет неприятно вмешательство Дьюкейна, и он будет считать это очередным проявлением власти. Биран будет избегать его, а если он воссоединится с Полой, то и она будет избегать его. Дьюкейн вздохнул. Он бы хотел сейчас поговорить с кем-нибудь сострадательным — с Мэри Клоудир, например, ему был нужен утешитель. Он хотел стремиться к чему-то новому. Он сел и стал просматривать письма.