Лучшее из "Молот и Болтер"
Шрифт:
Закутанная в тени фигура позади Дорна сместилась вперед. Холодный электрический свет упал на испещренное морщинами и шрамами лицо. Как и примарх, человек был облачен в доспехи, от их граней отражался свет, но цвет оставался невидимым.
— Враги среди нас, мой лорд. Они не только сражаются с нами на поле брани, но скрываются среди нас, — произнес старый воин.
— Значит, на этой войне никому нельзя доверять, капитан? — спросил Дорн, его голос походил на далекий раскат грома.
— Я говорю правду так, как ее понимаю, — ответил воин.
— Скажи,
Мерцающий синий свет от обзорного экрана озарил старого воина. Серые доспехи без каких-либо отличительных знаков, видневшаяся за плечами рукоять двуручного меча. На миг свет выхватил призрачный символ на сером наплечнике.
— То же, что должно произойти и сейчас: следует узнать правду, а после этого сделать то, чего потребует эта правда, — произнес старый воин. Он чувствовал исходящие от примарха эмоции, ожесточённость, заключенную за каменным фасадом.
— Я видел, как мои братья сжигают миры, которые мы создали рука об руку, посылал своих сынов против сынов братьев. Я разрушил сердце отцовой империи и заковал его в железо. Думаешь, я желаю избежать реальности?
Старый воин подождал мгновение, прежде чем ответить.
— И все же вы прилетели сюда, мой лорд. Вы прибыли, чтобы встретиться с человеком, которого, скорее всего, совратил Гор и стоящие за ним силы.
Рогал Дорн не шевелился, но в этой неподвижности старый воин чувствовал опасность, примарх походил на льва, изготовившегося для убийства.
— Осторожнее, — шепот Дорна походил на звук, с которым меч выходит из ножен.
— Доверие — слабость в нашей броне, лорд, — произнес воин, глядя прямо на примарха. Дорн сделал шаг вперед, пристально разглядывая серую поверхность доспехов, на которой следовало находиться символам легиона.
— Странно слышать подобные слова от тебя, Йактон Круз, — сказал Дорн.
Старый воин медленно кивнул, вспомнив об идеалах и нарушенных клятвах, которые в конечном итоге и привели его сюда. Когда-то он был капитаном легиона Лунных Волков, легиона Гора. Он был едва ли не последним из своего рода, у него не осталось ничего, кроме обета служить Императору и лишь ему одному.
— Я увидел цену слепого доверия, мой лорд. Его следует оправдать.
— И поэтому мы должны бросить идеалы Империума в пламя? — спросил Дорн, наклонившись к Крузу. От подобного движения большинство смертных рухнуло бы на колени. Круз решительно встретил взгляд примарха. Он понимал свою нынешнюю роль. Он дал особый обет следить за решениями Рогала Дорна. Ему вменялось в обязанность анализировать любое его решение.
— Вы вмешались, а потому решение относительно этого человека следует принять вам. Его жизнь в ваших руках, — произнес Круз.
— Что если он невиновен? — отрезал Дорн. Круз устало улыбнулся.
— Это ничего не доказывает, мой лорд. Если он представляет угрозу, его следует
— Так ты для этого здесь? — сказал Дорн, кивнув на рукоять меча за спиной Круза. — Дабы быть судьей, присяжным и палачом?
— Я здесь ради того, чтобы помочь вам в принятии решений. Я делаю это для Сигиллита. Это его владения, и я действую здесь от его имени.
Когда Дорн отвернулся от Круза, на его лице промелькнуло нечто, напоминающее неприязнь.
Обзорный экран заполнила стена безымянной крепости, в которой, подобно пасти, распахнулась пара зубчатых створок. Круз увидел огромную посадочную палубу, освещенную ярким светом. На ней рядами стояли сотни солдат в матово-красной броне и шлемах с серебряными визорами. Это были тюремщики безымянной крепости. Они никогда не открывали своих лиц и не имели имен, каждый обозначался только порядковым номером. Среди них отдельными группами стояли сгорбленные дознаватели, лица которых были скрыты под капюшонами, а из рукавов красных одеяний торчали иглы и лезвия.
«Грозовая птица» опустилась с урчанием антигравитационного поля. Теплый воздух встретился с холодным после пребывания в вакууме металлом, и обтекаемый корпус и крылья машины покрылись влагой. Под носом «Грозовой птицы» с шипением гидравлики опустилась рампа, и Рогал Дорн шагнул в резкое освещение. Примарх сиял, свет отражался от его блистающих золотых доспехов и горел в рубинах, которые сжимали когти серебряных орлов. С его плеч ниспадала черная с красными полосами и блекло-желтыми краями мантия. Люди на посадочной палубе как один преклонили колени, палуба зазвенела от ударов тысячи ног. Рогал Дорн прошествовал мимо рядов склонившихся тюремщиков, не одарив их и взглядом. Вслед за ним, словно тень за солнцем, шел Йактон Круз в призрачно-серых доспехах.
В конце строя алых стражей примарха ожидали трое стоящих на коленях людей. Они были облачены в такие же матово-красные доспехи, что и тюремщики, их склоненные лица были скрыты под тусклыми серебряными масками. Это были ключники безымянной крепости. Круз был одним из немногих, кто видел их лица.
— Аве Преторианец, — грохочущим механическим голосом произнесла одна из фигур. Люди в зале хором повторили приветствие.
— Отведите меня к летописцу Соломону Воссу, — в унисон с затихающим эхом сказал примарх.
Когда дверь камеры открылась, человек писал. Свет люмисферы у него над головой создавал грязно-желтый круг света, вокруг которого все, кроме простого стола и сидевшего за ним человека, утопало в тенях. Узкие плечи сгорбились над куском пергамента, перо в худой руке выводит черные слова. Он не поднял глаз.
Рогал Дорн вошел в камеру. Перед этим он снял доспехи и теперь был в черном табарде, перепоясанном поясом с золотым плетением. Даже без силовых доспехов он словно заставлял темные металлические стены камеры раздвигаться от одного своего присутствия. Следом за ним появился Круз, так и оставшийся в доспехах.