Лучшее из "Молот и Болтер"

Френч Джон

— Соломон Восс, — мягко произнес Дорн.

Человек посмотрел на них. У него было плоское, привлекательное лицо, гладкая кожа, покрытая морщинами в уголках глаз. Седые, цвета стали, волосы были стянуты в хвост, опускавшийся до грубой одежды. В присутствии примарха многие люди не могли выдавить и слова. Человек кивнул и устало улыбнулся.

— Привет, старый друг, — произнес Восс. — Я знал, что кто-то да придет.

Его взгляд упал на Круза.

— Но, как погляжу, ты не один, — Круз почувствовал неприязнь в словах человека, но на

лице старого воина не дрогнул ни единый мускул. — Мне откуда-то знакомо твое лицо.

Круз ничего не ответил. Конечно, он знал этого человека. Соломон Восс, автор «Грани Просвещения», свидетель первых завоеваний Великого крестового похода, как говорили многие, лучший сказитель эпохи. Когда-то давным-давно, в иные времена, Круз встречался с Воссом. С тех пор старый воин многое пережил, поэтому воина удивило то, что его лицо смогло пробудить в летописце хотя бы слабое воспоминание.

Восс кивнул на серые доспехи Круза.

— Цвета и символика легиона всегда являлись предметом гордости. Что же означает неприметный серый цвет? Не стыд ли?

Круз ничем не выразил своих эмоций. Когда-то такие слова разозлили бы его. Теперь же в нем не осталось ложной гордости, которую можно было бы уязвить. Он давно оставил позади свою прошлую жизнь в качестве Сына Гора или Лунного Волка.

Дорн взглянул на Круза, его лицо было непроницаемым, но голос оставался уверенным.

— Он здесь, чтобы наблюдать, вот и все.

— Безмолвная длань правосудия, — Восс кивнул и вернулся обратно к пергаменту. Перо вновь заскрипело. Дорн подтянул металлический стул к столу и сел на него, отчего тот жалобно заскрипел.

— Я — твой судья, летописец, — тихо произнес Дорн. В голосе примарха появилась нотка, которую Круз, как не силился, распознать не мог.

Восс не отвечал, пока заканчивал строчку. Он тихо присвистнул, подбирая нужное слово. Крузу показалось, будто он видит играющие на лице летописца чувства, смесь вызова и понимания. Затем одним росчерком Восс завершил строчку и отложил перо. Он кивнул высыхающим словам и улыбнулся.

— Готово. Честно говоря, думаю, это моя лучшая работа. Готов поклясться, вы не найдете ей равных даже среди творений древних, — он обернулся, чтобы посмотреть на Дорна. — Конечно, ее никто не прочтет.

Дорн слабо улыбнулся, будто не слышал последних слов и кивнул на груду пергамента, покоящуюся на столе.

— Так они дали тебе пергамент и перо?

— Да, — вздохнул Восс. — Хотелось бы думать, что это был жест доброй воли с их стороны, но, полагаю, они сделали это лишь для того, чтобы позже выведать секреты. Понимаешь, они не могут поверить, что я говорю им правду, но в то же время не могут перестать надеяться, что это действительно так. Информация о твоем брате, видишь ли. Я буквально чувствую их голод.

Круз заметил, как при упоминании брата лицо Дорна слегка напряглось.

— Тебя уже допрашивали? — спросил Дорн.

— Да. Но ничего серьезного они

не использовали. Пока, — Восс невесело рассмеялся. — Чувствую, ждать этого осталось недолго. Пока они перестали задавать вопросы и просто оставили меня здесь.

Восс вопросительно приподнял бровь.

— Твоя работа?

— Я бы не допустил, чтобы великий Соломон Восс сгинул в камере для допроса, — сказал Дорн.

— Я польщен, но здесь сидит множество других заключенных, тысячи, должно быть, — Восс оглянулся на металлические стены, словно мог видеть сквозь них. — Иногда я слышу крики. Наверное, они считают, что так нас будет легче допрашивать.

Восс умолк.

«Этот человек сломлен», — подумал Круз, — «внутри Восса что-то умерло, от него осталась одна лишь оболочка».

Дорн наклонился к Воссу.

— Ты был не простым летописцем, — произнес примарх. — Помнишь?

— Когда-то был, — кивнул Соломон, все еще глядя во тьму. — Когда-то. Еще до Улланора, когда летописцев не было, когда они были лишь идеей.

Восс покачал головой и посмотрел на пергамент перед собой.

— Хорошей идеей.

Дорн кивнул, и Круз заметил, как по обычно мрачному лицу примарха промелькнула тень улыбки.

— Твоей идеей, Соломон. Отправить тысячи творцов запечатлеть правду о Великом крестовом походе. Идея, достойная Империума.

Восс слабо улыбнулся.

— И вновь я польщен, Рогал Дорн. Но это была не только моя идея, как ты помнишь, — Дорн кивнул, и Круз уловил страстную нотку в голосе Восса. — Я был всего лишь сказителем, которого сильные мира сего терпели лишь потому, что я мог облечь их деяния в слова, ширившиеся подобно огню.

Глаза Восса заблестели, словно отражая свет ярких воспоминаний.

— Не так, как слова итераторов, не так, как слова Зиндермана и его манипуляторов. Имперская правда не нуждается в манипуляциях. Она должна отражаться в Империуме словами, изображениями и звуками.

Он замолчал и взглянул на темные чернильные пятна, покрывавшие его тонкие пальцы.

— По крайней мере я тогда так считал.

— Ты был прав, — произнес Дорн, и старый воин услышал в словах примарха убежденность. — Я помню манускрипты, которые ты предоставил Императору в Цюритзе. Написанные твоей рукой и оформленные Аскарид Ша. Они были прекрасны и правдивы.

Дорн медленно кивнул, словно пытаясь добиться ответа от Восса, который все еще разглядывал свои руки.

— Прошение о создании ордена творцов для «засвидетельствования, сохранения и отражения света правды, которую несет Великий крестовый поход». Орден, который заложит фундамент воспоминаний для будущих поколений Империума — вот что, по твоим словам, требовалось создать. И ты был прав.

Восс медленно кивнул, а затем поднял взгляд. В его глазах сквозила пустота. «Это взгляд человека, который утратил все», — подумал Круз. Он знал. У него самого был подобный взгляд в темные часы минувших лет.