Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм
Шрифт:
Они не очень-то похожи, эти две очаровательные ведьмы, но я уверен: они сестры. Причем не из тех, что помешивают суп в одном котле и кормят одних и тех же кошек. Они — из тех сестер, что хоть и вышли из одной утробы, но если бы их мать не пила успокоительные сборы, непременно задушили бы друг дружку пуповинами.
Метла замерла. Струйка перестала литься из лейки. Сестрицы-ведьмы наклоняют головы, вопросительно глядят на меня и входят каждая в свое кафе.
Я выбираю заведение рыжеволосой: оно находится по левую руку от того места, где я стою, а читаю я слева направо. Войдя внутрь, я, к великому разочарованию,
Вблизи рыжеволосая не так хороша. Тощие руки испещрены узловатыми голубыми венами. А некогда дивные зеленые глаза — конечно же, контактные линзы — глядят из слишком глубоких глазниц.
Неважно. Достаточно и чудных ароматов. Теплые, маслянистые запахи с нотками ванили порхают над насыщенным и густым ароматом черного кофе. Живот урчит, рот наполняется слюной, поджилки трясутся…
«Не вкушай пищи ведьм», — проносится в мозгу настоятельный и весомый голос, вроде голоса Ахава или шотландского проповедника. «Не вкушай пищи ведьм».
— Круассан и большой кофе, — прошу я.
Рыжеволосая кладет на пластиковую тарелку золотистый, свежайший круассан, наливает в бумажный стаканчик расплавленной ночи. Ставит это все на мой столик. Возвращаясь за кассу, она пытается покачивать бедрами.
Я впиваюсь зубами в круассан.
Под хрустящей корочкой — мягкие слои теста; тепло круассана скользит на языке и разливается по груди и животу. Сам того не замечая, я издаю тихий стон удовольствия, и рыжая ведьма улыбается; улыбка смягчает лицо и возвращает румянец на щеки. Оживляются зеленые глаза…
Она заполучила меня. Я осознаю это и судорожно пытаюсь вздохнуть. Заманила. Поймала. И нет надежд на спасение. Почему, ну почему я не послушался Ахава?
Буду приходить сюда всю оставшуюся жизнь! Буду есть только то, что она мне приготовит!
И вот моя тарелка пуста, на ней не осталось ни крошки, и кофе выпит до дна. И вновь рыжая ведьма слишком бледна, худа. А когда улыбается — очень сильно обнажаются десны. Итак, я кладу на стол шесть долларов и выбегаю. Скорее! Вдогонку несутся ее ругательства.
На улице я перевожу дыхание и закуриваю. Сердце отбойным молотком стучит в груди, и это чувство нравится мне больше всего: легкая, пьянящая эйфория, приходящая вслед за удачным побегом.
Не это ли чувство посетило Гарри Гудини, когда он сбросил смирительную рубашку и наручники и голым припустил по льду еще не до конца замерзшей реки?
Что за чувство! Так держать, Гарри.
Но я хочу большего…
И вскоре ловлю себя на том, что приближаюсь к двери соседнего кафе.
Мягкие стулья и подушки навевают мысль о долгих дождливых вечерах с чашечкой кофе и отличной книгой. На теплое дерево пола из окон льется медовый свет.
Черноволосая ждет меня.
— Присаживайтесь. Скажите мне, чего желаете?
Я сажусь на стул возле кассы, ближайший к ней:
— Мне, пожалуйста, круассан и большой кофе.
— Со сливками и сахаром?
Как чудн о складываются ее губы, когда она произносит слово «сливки»!
Не доверяя голосу, я беззвучно киваю.
Она
Жую. Под жесткой, подгоревшей коркой нечто, по текстуре напоминающее опилки. Я отхлебываю кофе — рот наполняется затхлой водой с чем-то горьким.
Пока я ем и пью, губы ведьмы приоткрываются, грудь порывисто вздымается… Я ерзаю на стуле, в паху нарастает напряжение…
Омерзительный вкус еды — ничто по сравнению с тем, как дивно черноволосая склоняет голову, как открывается взгляду изящный изгиб длинной шеи. Какое-то мгновение я даже лелею мысль ее соблазнить.
Но нельзя соблазнить ведьму. Только не в ее собственном кафе. Только не тогда, когда ешь ее пищу. Вскоре я пойму, что влюблен в нее, в локоны полуночного цвета, в глаза, голубые, словно лед. И даже если я окажусь ее пленным возлюбленным, домашним животным, рабом, — я не стану возражать, потому что она очаровала меня…
Но что такое любовь? Следствие игры феромонов и обещание длинных приятных вечеров.
К этому ли я стремлюсь? К длинным приятным вечерам? К любви посредством химии?
В конце концов, это не так. Я отодвигаю тарелку и чашку, оставляю шесть долларов на столике и выбегаю, заткнув уши, чтобы не слышать ее странных, злых, шипящих слов.
Я ужасно доволен. Доволен тем, что смылся. Дважды за день. Я — словно молодой, сильный, быстроногий олень, и я все еще поздравляю себя с победой, когда замечаю, что ноги несут меня к третьей двери — раньше я ее не видел, — как раз посередине между двумя кафе. Я вхожу в эту дверь.
Там рыжеволосая ведьма с улыбкой перемалывает кофейные зерна. Черноволосая мерными движениями ткани полирует столик.
Я побывал в заведениях двух ведьм, я отведал еды двух ведьм, я дважды навлек на себя их гнев. Сегодня я узнал, что могу противостоять колдовству и в страсти, и в гурманстве.
Но страсть игурманство?
Это уже слишком.
Я закрываю дверь за собой.
Черноволосая наводит лоск. Рыжеволосая мелет кофе. Но их руки опускаются, ведьмы подходят ко мне. Добираются до меня.
Старые знаменитости
Возможно, он — бывший чемпион-тяжеловес. Нынче у него свой, задымленный сигарами, итальянский ресторанчик в центре города, но старик все еще тренирует юных боксеров и летом возит мальчишек в учебный лагерь. Или он — актер-ковбой, что изображает техасский акцент в рекламе для «Форда». Он может быть старожилом программы новостей, ведущим ежегодного телемарафона, посвященного лейкемии, или воскресных утренних радиоспектаклей. В каждом городе есть такой персонаж — старинная местная знаменитость, человек, который так отменно представляет здешний люд, что избранным политикам и не снилось за ним угнаться. Кем бы он ни был, вы не найдете другого такого рассказчика; он развлекает людей столько, сколько они себя помнят. Не важно, если даже о нем ходят кое-какие слухи: скверные истории с распутством, изъятие прав за вождение в нетрезвом виде, что-нибудь еще… Все это случилось так давно, что в конечном счете даже идет ему в плюс, поскольку делает более человечным, а значит — более достойным любви.