Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм
Шрифт:
На следующее утро Оливия ди Корсини Торнео попрощалась с дочерью:
— Я буду скучать без тебя. И твой отец тоже. Ты должна нас почаще навещать. Знаешь, он постарел.
— Я буду вас навещать, — пообещала Иоанна.
Оливия смотрела, как последний ее ребенок уезжает вдаль, в ясный осенний день. Ее старшие дочери были замужем, а сын Федерико не только женился, но и успел обзавестись двумя детьми.
«Не чувствую себя бабушкой», — подумала Оливия Торнео. А потом посмеялась над собой и пошла в дом, к мужу.
И вот
До Мартана Хола доходили известия о благополучии его врагов, и он ненавидел их еще более люто. Сидя, точно в клетке, в унылой крепости, он пересчитал свое золото. Он осторожно дал кое-кому знать, что повелитель Серренхолда, пусть и поверженный, располагает некоторыми средствами. Постепенно те, кто служил ему до разгрома, начали осторожно, будто ползком, пробираться через границу к его замку. Он дал им денег и отправил назад, в Дерренхолд и Мирринхолд, и даже — с большими предосторожностями — в страну Айадара Атани. «Будьте бдительны, — велел им он, — и когда что-то произойдет, пошлите мне весточку». Что же касается Иоанны Торнео Атани, она была счастлива; она всегда знала, что ей будет хорошо в Стране Драконов. Она обожала мужа, а то, что он был оборотнем, ее не страшило. Обитатели его владений с радостью приняли Иоанну. Весну сменяло лето, за ним приходили свежие, холодные осенние ночи, и огорчало ее только то, что у нее не было детей.
— Все женщины, кроме меня, рожают, — пожаловалась Иоанна мужу. — А я почему не могу?
Он улыбнулся и крепко обнял ее.
— У тебя тоже будет ребенок.
Прошло почти три года с тех пор, как был повержен Мартан Хол. И вот однажды, когда в осеннем небе шла на убыль первая полная луна после равноденствия, Иоанна Атани получила записку от матери.
«Приезжай, — говорилось в ней. — Ты нужна отцу». На следующее утро Иоанна отправилась в Галву, взяв с собой служанку; их сопровождали шестеро самых опытных и ловких воинов Драконьей Крепости.
— Пришли весточку, если я тебе понадоблюсь, — сказал муж.
— Конечно.
Добраться удалось за два дня. За городской стеной, возле ворот Галвы, грел руки у костерка нищий; он-то и сказал Иоанне то, что ей так нужно было узнать.
— Ваш отец еще жив, госпожа. Час назад мне сказал об этом Викса, торговец фруктами.
— Дайте ему золота, — сказала Иоанна сопровождавшему ее командиру, а сама погнала коня вперед, в ворота.
Весть о ее прибытии летела впереди нее. Когда Иоанна подъехала к родительскому дому, ворота были открыты. Перед ними стоял ее браг.
— Он умер? — спросила Иоанна.
— Еще нет. — Федерико провел ее в дом.
Оливия ди Корсини Торнео сидела у постели умирающего мужа, в той самой комнате, где они прожили вместе двадцать девять лет. Оливия казалась молодой, почти такой же, как в день, когда навсегда покинула отчий дом. Ее темные глаза остались ясными, кожа — гладкой. Только сияющие густые волосы не были больше темными — словно белое кружево, вплеталась в них седина.
Она улыбнулась младшей дочери и подставила лицо для поцелуя.
— Я рада, что ты смогла приехать, — сказала она. — Сестры тоже здесь. — Оливия снова повернулась к мужу.
Иоанна склонилась над кроватью.
— Папа? — прошептала она.
Но отец, лежавший в кровати так ровно и неподвижно, не ответил. О том, что Йон Торнео ранен, говорила лишь повязка на голове из простой белой материи; если бы не она, его можно было принять за спящего.
— Что с ним?
— Несчастный случай. Это произошло неделю назад. Он гнал отару с высоких пастбищ, овцы чего-то испугались и побежали. Он упал, и они затоптали его. Пробили ему голову. С тех пор он не приходил в сознание. Целительница Файлла сказала, что она ничего поделать не может.
Иоанна с дрожью в голосе произнесла:
— Он всегда говорил, что овцы — глупые животные. Ему сейчас больно?
— Файлла говорит, что нет.
В тот день Иоанна сообщила мужу письмом о том, что случилось. Письмо она передала гонцу, отправлявшемуся в Драконью Крепость.
«Не приезжай, — писала она. — Тебе незачем здесь быть. Я останусь, пока он еще жив».
Дети Йона Торнео по очереди дежурили у его одра. Оливия ела, не выходя из комнаты, спала здесь же, на тюфяке, который ей положили возле кровати. Раз в день она выходила к воротам, чтобы поговорить с людьми, которые день и ночь толпились возле дома, — Йона Торнео очень любили. К ней приходили почтенного вида незнакомцы и плакали. Оливия, как бы ей ни было горько, для всех находила добрые слова.
Иоанна поражалась тому, какой сильной женщиной оказалась ее мать. Ей самой было далеко до Оливии: ночами она рыдала, днем огрызалась на сестер. Однажды утром, к ее стыду, Иоанну даже тошнило.
Через неделю после приезда Иоанны Йон Торнео умер. Похоронили его, как полагается, через три дня. На похоронах был и Эджи ди Корсини, и мужья сестер Иоанны, и все родичи Йона Торнео, да и, как показалось, половина Галвы.
На следующее утро, в уединенном уголке сада, Оливия Торнео тихо сказала младшей дочери:
— Тебе нужно ехать домой.
— Почему? — ошеломленно спросила Иоанна. — Я обидела тебя? — Слезы навернулись у нее на глаза. — Ах, мама, прости меня…
— Глупенькая, — сказала Оливия и обняла дочь. — Сокровище мое, и ты, и твои сестры были для меня большим утешением. Но сейчас тебе лучше быть с мужем. — Она глянула на дочь пристальнее. — Иоанна, разве ты не знаешь, что беременна?
Иоанна заморгала.
— С чего ты это взяла?.. Я отлично себя чувствую, — сказала она.