Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003)
Шрифт:
— Быстрота желательна, сэр, — сказал он. — Я извиняюсь за мой английский, за речь. Вы простите мое выражение? — Не дожидаясь ответа, он продолжал: — Мистер д'Ивуа просил вам особенно. — Последнее слово он произнес, тщательно выговаривая каждый слог. — Он и я просим вашей помощи. У вас есть вера в наше дело, я думаю.
— Дело?
— Для тихоокеанцев. Для маленьких и больших, этих народов. Его святейшество объявил эту войну священной, чтобы освободить эти создания из рабства. Да?
— Да.
— Наша армия скоро будет в Лондоне. Мы просим вас кое-что для нас сделать, которое сделает окончание войны более быстрым.
— Да, — проговорил Бейтс. Во рту у него пересохло.
— В этом ранце есть одна особа.
— В ранце? Незнакомец поклонился.
— Неправильное слово? Извиняюсь. В этом мешке, в этой сумке?
— Нет, сэр, я понял вас.
— Пожалуйста, доставьте вы этот ранец в лондонский Тауэр. Как мы считаем, эта башня — командная позиция по обороне Лондона. Генералы, военное снаряжение, войска — они собираются там. Особа внутри ранца будет способна подействовать на это все, чтобы… чтобы сделать окончание войны более быстрым.
— Там — лилипут?
Незнакомец поклонился и открыл застежку портфеля. Лилипут отцепил от себя мягкие привязные ремни, которые закрепляли его внутри, выбрался оттуда и встал на столе по стойке смирно.
Бейтс, изумленный и немного обеспокоенный, каким он бывал всегда в присутствии этих крошечных существ, улыбнулся. Затем улыбнулся шире, открыл рот и показал зубы, делая вид, будто собирается его съесть. Лилипут стоял не двигаясь.
— Он прошел тренировку, специальную тренировку, — сказал незнакомец. — Он воин большого мужества, большой ценности. Если бы я приблизился к Тауэру, меня бы застрелили, конечно же. И голые улицы для маленьких людей — это опасные места, с этими кошками, ловушками и тому подобным. Но если бы этот ранец несли вы, то вы смогли бы выпустить его внутри форта. Да?
— Я никого не знаю в лондонском Тауэре, — сказал Бейтс. — У меня нет связей в армии.
— Вы идите в Тауэр и скажите им, что несете сообщение от полковника Трулава.
— Я не знаю этого джентльмена.
— Он захвачен в плен, но мы думаем, что этот… мой английский, простите… что вы… что они не знают, что он схвачен. Вы представите себя охране и скажете, что несете сообщение от него для внимания только генерала Уилкинсона, только для генерала. Оказавшись внутри, найдите спокойное место и там выпустите этого воина из ранца.
На полу лежали квадратные пятна солнечного света. Свет на Земле имеет вес, прилетая из космоса, он оказывает на нее мощное давление, хотя и состоит из самых крохотных частиц.
У Бейтса было такое чувство, что он уже упустил момент, когда мог выбирать. У него не нашлось английских слов, которыми формулируют отказ. Все, что он смог сказать, было: — Я сделаю это.
[6]
27 ноября 1848 г.
«Вы странный человек, — не раз говорили Бейтсу. — Иногда в вас проявляется огромная сила духа, а иногда она съеживается в ничто».
«В ничто, — подумал Бейтс, — и тогда я целыми днями валяюсь в постели. Но не сейчас. Сейчас передо мной стоит важная задача, я могу проверить себя, проявить себя перед Господом».
Француз настаивал на срочности выполнения задания и давил на Бейтса до тех пор, пока тот не дал обещания предпринять вылазку завтра на рассвете.
— На рассвете, не забудьте,
— Согласованны, — поправил Бейтс.
— Нет, именно так! Если мы будем сонастойчивы, и этот маленький воин попадет в Тауэр в нужный момент, затем мы сможем завершить войну много скорее. Много скорее.
Он ушел, его походка показалась Бейтсу вызывающе бойкой. Однако сожалеть было уже поздно. Он закрыл дверь, подтащил кресло поближе к столу и уселся напротив человечка.
— Добрый вечер, друг мой, — проговорил он. Человечек молчал.
Есть в этих лилипутах что-то жутковатое, подумал Бейтс. В их присутствии он чувствовал себя неуютно: они выводили его из равновесия. Он пытался смотреть на них как на кукол или марионеток, а они вдруг вздрагивали совершенно по-человечески или неожиданно могли так пристально и пронизывающе посмотреть своими крошечными глазками, будто проникая взглядом сквозь все покровы. Их сущность была странно двойственной. Они были одновременно и сильфами, и дьяволами. Однако сожалеть было уже поздно.
— Вы неразговорчивы, друг мой, — проговорил Бейтс. — Не могу обвинять вас в том, что вы затаили злобу на англичан. Да, мой народ совершил… ужасные преступления против… вашего народа.
Лилипут ничего не сказал. Может быть, его молчание было признаком негодования?
— Поверьте, — продолжал Бейтс. — Я ваш друг. Я посвятил всю жизнь вашему делу.
Ответа не последовало.
Бейтсу пришло в голову, что лилипут не говорит по-английски.
— Мон ами, — начал он, хотя его французский и был нехорош. — Мон ами, жеспер ке… [25]
25
Mon ami j'espere que… — Друг мой, надеюсь, что… (фр.)
Лилипут повернулся на каблуках, вскарабкался обратно на «ранец» и исчез внутри.
Рано утром, перед самым рассветом, Бейтс обнаружил, что лилипут все же говорил по-английски. Тот каким-то образом ухитрился взобраться на ручку chaise longe, [26] в котором уснул Бейтс, и запищал по-мышиному:
— Вставай! Вставай! Ибо солнце скоро рассеет тьму, как белый камень рассеивает воронью стаю.
Спросонья Бейтс не уловил мысль.
— Мы должны идти, — меж тем пищал лилипут. — Мы должны идти.
26
Шезлонг (фр.)
— Темно ведь еще, — буркнул Бейтс, протирая глаза.
— Скоро станет светло.
— Ты говоришь по-английски. Лилипут на это ничего не ответил.
Бейтс поднялся, зажег лампу и быстро оделся. Потом ополоснул лицо из тазика с оставшейся с вечера водой, зашнуровал ботинки и огляделся. Лилипут стоял возле ранца.
— Не терпится повоевать, мой маленький друг? — проговорил он.
Все казалось призрачным и нереальным в это утро: и апельсиново-красноватый свет лампы, и угловатые багровые тени, отбрасываемые предметами, и совершенная, хотя и пропорционально уменьшенная копия человеческого существа, стоявшая на столе.