Лучшие годы мисс Джин Броди. Девицы со скудными средствами
Шрифт:
— Что ты такое имеешь в виду? — спросила Грегги. — Что это такое — «Вопрос в том, что если у тебя чего-то никогда не было, то ты и не испытываешь недостатка в этом»?
— Это секс, разумеется, — ответила Колли; голос ее звучал необычно громко из-за напряжения, которого требовал необычный сюжет. — Мы ведь обсуждали секс и замужество. Но если у тебя этого никогда не было, ты и не испытываешь недостатка в этом.
Джоанна смотрела на двух взволнованных женщин с кротким сочувствием. В глазах Николаса она выглядела еще мощнее в той кротости, с какой она взирала на соперничество Грегги и Колли, сдержать которое сейчас не могло бы
— Что ты имеешь в виду, Колли? — спросила Грегги. — Ты совершенно не права, Колли. Человек испытывает недостаток в сексе. Тело живет своей собственной жизнью. Мы испытываем недостаток в том, чего никогда не имели, и ты, и я. Биологически. Спроси у Зигмунда Фрейда. Это открывается нам в наших снах. Отсутствие прикосновений теплого тела по ночам, отсутствие…
— Минуточку, — произнес Николас, подняв ладонь и требуя тишины: он сделал вид, что настраивает незаряженный магнитофон. Было видно, что обе женщины, раз начав, ни перед чем уже не остановятся.
— Откройте дверь, будьте добры! — раздался из-за двери голос ректора.
Прежде чем Николас успел вскочить и броситься открывать дверь, она ухитрилась каким-то искусным маневром, при помощи руки и ноги, словно умелая горничная, распахнуть дверь.
— Видение райского блаженства не кажется мне адекватной компенсацией того, чего нам недостает, — заключила Грегги, нанося персональный удар по религиозности Колли.
Когда разливали кофе и девицы заполняли рекреационный зал, появилась Джейн. Освеженная телефонным разговором с Тилли и ощущая, что вроде бы получила отпущение грехов, она протянула Николасу результат своей мыслительной деятельности — «письмо» от Чарлза Моргана. Николас взялся его читать, но тут ему вручили чашку кофе. Беря ее, он плеснул немного кофе на письмо.
— Ох, вы его испортили! — воскликнула Джейн. — Мне придется все писать заново!
— Так оно будет выглядеть еще достовернее, — заверил ее Николас. — Естественно: я получаю письмо от Чарлза Моргана, сообщающего мне, что я — гений, я провожу много времени, читая и перечитывая это письмо, в результате чего письмо выглядит несколько потрепанным. А теперь скажите мне, вы уверены, что имя Чарлза Моргана произведет большое впечатление на Джорджа?
— Очень, — ответила Джейн.
— Что вы хотите этим сказать? Что вы очень уверены или что оно произведет очень большое впечатление на Джорджа?
— Я имела в виду и то и другое.
— Будь я на месте Джорджа, оно меня смутило бы.
Вскоре началось чтение «Гибели „Германии“». Джоанна стояла с книгой в руках.
— Чтобы никакого «тиха» ни от кого — произнесла ректор, желая сказать «никакого звука». — Никакого «тиха», — повторила она. — Потому что этот аппарат мистера Фаррингдона, очевидно, записывает даже падение булавки.
Одна из дортуарных девиц, поднимавшая спустившуюся на чулке петлю, немедленно уронила иглу на паркетный пол, наклонилась и подобрала ее. Другая дортуарная девица фыркнула от сдерживаемого смеха, заметив это. В остальном же зал затих, слышалось только слабое шуршание аппарата, ожидающего Джоанну.
Ты, ведущий людей Господь! Дающий дыханье и хлеб насущный, Мира твердь, колебанье морей; Владыка умерших и всех живущих; Ты связал кости и жилы во мне, укрепил мою плоть, А после всего Ты почти разрушил…8
Панический вопль, раздавшийся с верхнего этажа, пронзил все здание клуба насквозь, когда Джейн вернулась туда перед вечером в пятницу, двадцать седьмого июля. Она рано ушла из издательства, чтобы встретиться в клубе с Тилли. У Джейн не возникло мысли, что панический вопль может означать что-то особенное. Она преодолевала последний пролет лестницы. Тут послышался еще более пронзительный вопль, сопровождающийся другими взволнованными голосами. Панические вопли в здании клуба вполне могли быть вызваны «поехавшим» чулком или особенно смешной шуткой.
Когда Джейн добралась до последнего этажа, она поняла, что беда случилась в туалетной. Там Энн и Селина в компании с двумя дортуарными девицами пытались извлечь из узкого окна-щели еще одну девушку, которая, по всей видимости, попыталась вылезти на крышу и застряла. Она извивалась и дрыгала ногами, но безуспешно, под разнообразные увещевания других девушек. Вопреки их уговорам, она время от времени издавала отчаянный вопль. Готовясь к своей попытке, она разделась догола, и все ее тело было покрыто какой-то жирной субстанцией. Джейн тут же понадеялась, что не ее кольдкрем, стоявший в баночке на туалетном столике, был позаимствован для этих целей.
— Кто это? — спросила она, устремив изучающий взгляд на неопознаваемые дрыгающие ноги и ерзающую попку, которые только и были видимыми частями застрявшего тела.
Селина принесла полотенце и попыталась, обернув полотенце вокруг талии девушки, застегнуть его булавкой. Энн уговаривала ее не вопить, а кто-то из других присутствующих вышел на лестничную площадку, взглянуть поверх перил в надежде, что никто из начальства не обеспокоился воплями настолько, чтобы пойти наверх.
— Кто это? — повторила Джейн.
Энн ответила:
— Боюсь признаться, но это Тилли.
— Тилли!
— Тилли ждала в вестибюле, а мы взяли и привели ее сюда, ради шутки. Она говорила, что здесь, в клубе, все равно как снова в школе, поэтому Селина показала ей окно. Она всего-то на полдюйма толще, чем надо, между прочим. Ты не можешь уговорить ее заткнуться?
Джейн заговорила с Тилли тихо и мягко.
— Каждый раз, когда вы кричите, — объясняла она, — вы больше раздуваетесь. Помолчите, а мы обработаем вас и вытащим с помощью размоченного мыла.
Тилли замолчала. Все вместе они обрабатывали ее целых десять минут, но она по-прежнему не пролезала ни туда, ни сюда — не пускали бедра. Тилли плакала.
— Вызовите Джорджа, — попросила она наконец. — Позвоните ему.
Никому не хотелось вызывать сюда Джорджа. Ему пришлось бы подняться наверх, а наверх из мужчин поднимались только врачи, и даже их должен был сопровождать кто-то из сотрудников.
— Ладно, — сказала Джейн. — Я кого-нибудь вызову.
Она подумала о Николасе. У него же был доступ на крышу через чердак соседнего отеля — через штаб американской разведки: мощный толчок со стороны крыши мог принести успех в деле высвобождения Тилли. Николас все равно собирался прийти в клуб после ужина, послушать лекцию и внимательно посмотреть — в сложном комплексе чувств, включающем ревность и любопытство, — на жену бывшего любовника Селины. Да и сам Феликс тоже должен был появиться.