Лучшие стихи и песни

Рождественский Роберт Иванович

«Будем горевать…»

Будем горевать в стол. Душу открывать в стол. Будем рисовать в стол. Даже танцевать — в стол. Будем голосить в стол! Злиться и грозить — в стол! Будем сочинять в стол… И слышать из стола стон.

«Сначала в груди возникает надежда…»

Сначала в груди возникает надежда, неведомый гул посреди тишины. Хоть строки еще существуют отдельно, они еще только наитьем слышны. Есть эхо. Предчувствие притяженья. Почти что смертельное баловство… И —

точка. И не было стихотворенья. Была лишь попытка. Желанье его.

«Хочу, чтоб в прижизненной теореме…»

В. Коротичу

Хочу, чтоб в прижизненной теореме доказано было судьбой и строкою: я жил в эту пору. Жил в это время. В это. А не в какое другое. Всходили знамена его и знаменья. Пылали проклятья его и скрижали… Наверно, мы все-таки что-то сумели. Наверно, мы все-таки что-то сказали… Проходит по ельнику зыбь ветровая… А память, людей оставляя в покое, рубцуясь и вроде бы заживая, — болит к непогоде, болит к непогоде.

Стенограмма по памяти

«…Мы идем, несмотря на любые наветы!..» (аплодисменты). «…все заметнее будущего приметы!..» (аплодисменты). «…огромнейшая экономия сметы!..» (аплодисменты). «…А врагов народа — к собачьей смерти!!.» (аплодисменты). «…как городские, так и сельские жители!..» (бурные, продолжительные). «…приняв указания руководящие!..» (бурные, переходящие). «…что весь наш народ в едином порыве!..» (аплодисменты). Чай в перерыве… «…от души поздравляем Родного-Родимого!..» (овации). Помню, как сам аплодировал. «…что счастливы и народы, и нации!..» (овации). «…и в колоннах праздничной демонстрации!..» (овации). «…что построено общество новой формации!..» (овации). «…и сегодня жизнь веселей, чем вчера!..» (овации, крики: «ура!»). «…нашим прадедам это не снилось даже!!.» (все встают). …И не знают, что делать дальше.

«Спелый ветер дохнул напористо…»

Спелый ветер дохнул напористо и ушел за моря… Будто жесткая полка поезда — память моя. А вагон на стыках качается в мареве зорь. Я к дороге привык. И отчаиваться мне не резон. Эту ношу транзитного жителя выдержу я… Жаль, все чаще и все неожиданней сходят друзья! Я кричу им: «Куда ж вы?! Опомнитесь!..» Ни слова в ответ. Исчезают за окнами поезда. Были — и нет… Вместо них, с правотою бесстрашною говоря о другом, незнакомые, юные граждане обживают вагон. Мчится поезд лугами белесыми и сквозь дым городов. Все гремят и гремят под колесами стыки годов… И однажды негаданно затемно сдавит в груди. Вдруг пойму я, что мне обязательно надо сойти! Здесь. На первой попавшейся станции. Время пришло… Но в летящих вагонах останется и наше тепло.

Отъезд

Л. и Ю. Паничам

Уезжали из моей страны таланты, увозя с собой достоинство свое. Кое-кто откушав лагерной баланды, а другие — за неделю до нее. Уезжали не какие-то герои — (впрочем, как понять: герой иль не герой?..). Просто люди не умели думать строем, — даже если это самый лучший строй… Уезжали. Снисхожденья не просили. Ведь была у них у всех одна беда: «шибко умными» считались. А в России «шибко умных» не любили никогда!.. Уезжали сквозь «нельзя» и сквозь «не можно» не на год, а на остаток дней и лет. Их шмонала знаменитая таможня, пограничники,

скривясь, глядели вслед… Не по зову сердца, — ох, как не по зову! — уезжали, — а иначе не могли. Покидали это небо. Эту зону. Незабвенную шестую часть земли… Час усталости. Неправедной расплаты. Шереметьево. Поземка. Жесткий снег… …Уезжали из моей страны таланты. Уезжали, чтоб остаться в ней навек.

«А они идут к самолету слепыми шагами…»

Василию Аксенову

А они идут к самолету слепыми шагами. А они это небо и землю от себя отрешают. И, обернувшись, растерянно машут руками. А они уезжают. Они уезжают. Навсегда уезжают… Я с ними прощаюсь, не веря нагрянувшей правде. Плачу тихонько, как будто молю о пощаде. Не уезжайте! — шепчу я. А слышится: «Не умирайте!..» Будто бы я сам себе говорю: «Не уезжайте!..»

«А нам откапывать живых…»

А нам откапывать живых, по стуку сердца находя, из-под гранитно-вековых обломков статуи Вождя. Из-под обрушившихся фраз, не означавших ничего. И слышать: — Не спасайте нас! Умрем мы с именем Его!.. Откапывать из-под вранья. И плакать. И кричать во тьму: — Дай руку!.. — Вам не верю я! А верю одному Ему!.. — Вот факты!.. — Я плюю на них от имени всего полка!!! А нам откапывать живых. Еще живых. Живых пока. А нам детей недармовых своею болью убеждать. И вновь откапывать живых. Чтобы самим живыми стать.

Аббревиатуры

«Наша доля прекрасна, а воля — крепка!..» РВС, ГОЭЛРО, ВЧК… Наши марши взлетают до самых небес! ЧТЗ, ГТО, МТС… Кровь течет на бетон из разорванных вен. КПЗ, ЧСШ, ВМН… Обожженной, обугленной станет душа. ПВО, РГК, ППШ… Снова музыка в небе. Пора перемен. АПК, ЭВМ, КВН… «Наша доля прекрасна, а воля — крепка!» SOS. тчк

«Ты меня в поход не зови…»

Ты меня в поход не зови, — мы и так по пояс в крови! Над Россией сквозь годы-века шли кровавые облака. Умывалися кровью мы, причащалися кровью мы. Воздвигали мы на крови гнезда ненависти и любви. На крови посреди земли тюрьмы строили и Кремли. Рекам крови потерян счет… А она все течет и течет.

«Бренный мир…»

Бренный мир, будто лодка, раскачивается. Непонятно, — где низ, где верх… Он заканчивается, заканчивается — долгий, совесть продавший — век. Это в нем, по ранжиру построясь, волей жребия своего, мы, забыв про душу, боролись, надрывая пупки, боролись, выбиваясь из сил, боролись то — за это, то — против того!.. Как ребенок, из дома выгнанный, мы в своей заплутались судьбе… Жизнь заканчивается, будто проигранный, страшный чемпионат по борьбе!

«Ветер. И чайки летящей крыло…»

Ветер. И чайки летящей крыло. Ложь во спасение. Правда во зло. Странно шуршащие камыши. Бездна желаний над бездной души. Длинный откат шелестящей волны. Звон оглушительной тишины. Цепкость корней и движение глыб. Ржанье коней. И молчание рыб. Парус, который свистит, накренясь… Господи, сколько намешано в нас!