Лучший частный детектив
Шрифт:
Успенцев к этому времени снял содержимое саркофага во всех ракурсах и подошёл ко мне.
— Ну, и как, удались поиски?
— Смотри, видишь эти выступы и эту щель. Думаю, что если нажать на них в определённой последовательности, то дверь откроется. Комбинаций не так и много. Правда, можно просто попытаться сказать: «Сезам, откройся!». А вдруг получится.
Я протянул руку к выступам.
— Погоди, — остановил меня Лёшка, — не спеши со своим Сезамом. Нужно подумать, стоит ли вообще открывать эту дверь.
— И что эта дама шепчет тебе сейчас?
— Она не шепчет, уважаемый Холмс. Она кричит, что не нужно нам вообще трогать эту дверь.
— Обоснуйте, Ватсон, какая логика кроется за вашими словами.
— Я не очень силён в истории этих мест, но вчера успел прочитать всё, что смог найти в интернете. Там действительно говорится о том, что последние, оставшиеся в живых феодориты высокого ранга спрятали свои реликвии где-то в горах, в труднодоступном месте. Я уверен, что хранилище для этого было сооружено заранее. Согласись, невозможно такое построить наспех. И горные технологии тогда ещё были на примитивном уровне, и тайну нужно было соблюсти, поэтому большое число строителей не нагонишь.
Мне кажется, что дело обстояло таким образом. Феодориты построили это хранилище намного раньше, зная, что им не устоять против татар на востоке, турок на юге и латинян на западе. Они пришли сюда, когда их князь по какой-то причине умер. Его поместили в саркофаг, разместив при нём свои реликвии. Затем эти последние воины, или кто там они были, закрыли за собой дверь, приведя в действие различные ловушки, препятствующие доступу сюда нежелательных лиц. Сами же они ушли через этот лаз, закрыв его за собой заранее приготовленными мелкими блоками.
Снаружи стену оштукатурили, придав ей вид естественной скалы. Может, ещё что-то оставили для маскировки, но столетия стёрли этот камуфляж, а землетрясения, которые, возможно, были редкостью в те годы, со временем разрушили кладку. Образовалась дыра, которую и приспособили для своих волчат Призрак и Сэра. Ну и, наконец, случай приводит сюда нас, чтобы мы увидели всё это своими глазами.
— Довольно логично, Ватсон. Думаю, что ты прав. Не стоит подвергать себя риску, зная, что в наших рюкзаках лежат почти две сотни старинных золотых монет.
Мы вернулись к саркофагу. Часы на смартфоне показывали, что уже шестой час. Близился вечер, и нужно было срочно решать, что делать дальше.
— Слушай, Лёха, а давай хотя бы кубок рассмотрим на свету: уникальная вещь всё-таки.
— Я слышу подозрительные нотки в вашем голосе, Холмс. Уж не намереваетесь ли вы лишить мертвеца его ценностей?
— Тьфу на вас, Ватсон, и ещё раз тьфу! Удивляюсь, какие дикие мысли порой посещают вашу ментовскую голову. Просто посмотрим и всё. Ничего личного, как говорят копы в штатовских фильмах.
— Ну-ну… Давай посмотрим.
Мы
— Слушай, Игорёк, а давай-ка я тебя сфотографирую рядом с ним, — подал голос Лёшка.
— Давай, а потом — я тебя.
Мы запечатлели себя рядом с реликвией, полюбовались ею и отошли в сторону.
— Ну, так что будем делать, Игорь? Пора решать, время идёт.
— А сам как думаешь? Ты же понимаешь, что за предмет у нас в руках, и какова его стоимость. Я уже не говорю о той наковальне, что осталась в гробнице. Она вообще, на мой взгляд, продукт неземных технологий.
Успенцев думал, опустив голову, потом он взглянул на меня и я никогда ещё не видел его таким серьёзным. Передо мной стоял не весёлый друг моего детства Лёха, а начальник убойного отдела нашего мегаполиса Алексей Борисович Успенцев.
— Вот что я думаю, Игорь, по этому поводу. Тот человек, что лежит в саркофаге, народ, который он и сейчас представляет, согласись, заслуживают уважения. Эти реликвии, ради которых они отдали свои жизни, были важны для них. В том числе и эта чаша, или кубок. Можно, конечно, предположить, что это и есть тот самый Святой Грааль. Я допускаю даже, что это так. И что это нам даёт?
— Мелочь, если верить преданиям, всего лишь вечную жизнь. Ты разве не хочешь стать бессмертным?
— А ты? Ты хотел бы пережить детей, которых, кстати, у тебя всё ещё нет?
— Не знаю, я никогда не думал об этом предметно, повода не было.
— Я тоже, но что-то мне не хочется бессмертия, если честно. Пусть всё будет так, как задумал Создатель. Уж ему-то было виднее.
— Ну, хорошо, допустим, что ты убедил меня. А как в отношении рыночной стоимости этого предмета? Такие деньги смогли бы украсить любую жизнь.
— Да, могли бы. Но, во-первых, мы с тобой, брат, и без того не бедные люди, в особенности принимая во внимание содержимое наших рюкзаков, а избыток денег только портит человека, снижая его жизненный иммунитет. Это моё мнение, которое, правда, не все разделяют.
Во-вторых, подлинность кубка ещё нужно доказать, и я не представляю, как это можно сделать втайне от окружающих.
И, наконец, последнее. Как ты думаешь, сколько времени — дней, недель, месяцев — нам удастся прожить после того, как сведения о кубке станут достоянием даже небольшого количества людей?
Я не знал, что возразить на эти доводы. В них была неприятная логика.
— Молчишь?… Так я тебе как мент со стажем скажу: после этого наша жизнь не будет стоить ломаного гроша. Не будет ни денег, ни кубка, ни вечной молодости.