Лучший друг девушки
Шрифт:
– Думаю, нам пора поговорить, – просили глаза Роз. – Самое подходящее время, не так ли?
Роз увидела, как ожили черные бархатные глаза, словно в глубине их зажглись огоньки, как незаметным движением мать наклонила голову, как был отставлен в сторону бокал шампанского. Только тогда Роз сдвинулась с места и, легко пройдя сквозь группу обступивших ее людей, непринужденно сказала:
– Я пришла отнять у вас свою маму. За весь день у нас не было возможности даже словечком перемолвиться...
– Ну конечно же, – хором пропели придворные, отступая от королевы и приседая в реверансе перед принцессой. – Конечно же...
Они
– Мы можем где-нибудь присесть? У меня от усталости буквально ноги подкашиваются, – солгала Роз.
– Не возражаю, – благодарно откликнулась Ливи.
– Где-нибудь, где нам никто не помешает.
– Обеими руками «за».
– Тогда я знаю одно такое местечко...
Роз повела ее через лужайку к большой оранжерее, приткнутой к дому чуть сбоку. В сплошь застекленном помещении с прикрывавшими его верхние филенки голландскими ставнями, было прохладно и чисто, росли огромные папоротники и декоративный кустарник, на белой плетеной мебели вразброс лежали красочные, яркие подушки.
– Как хорошо... – вздохнула с облегчением Ливи, утопая в глубоком кресле. – Такое чувство, что на всех этих церемониях только и делаешь, что без конца стоишь и стоишь. – Она утомленно откинулась в кресле и закрыла глаза. Роз ужаснулась, заметив, как лицо ее исказилось от сдерживаемой боли.
– Что-то быстро стала я теперь уставать, – неожиданно открыв глаза и перехватив ее испытующий взгляд, игриво пропела Ливи. – Видимо, старею. – Она вдруг поперхнулась и зашлась сильным кашлем: у нее перехватило дыхание, и она резко выпрямилась в кресле, с усилием ловя ртом воздух и стремясь унять сотрясавший ее кашель.
– Вот... выпей это. – Роз плеснула в стакан ледяную воду из запотевшего кувшина, стоявшего рядом с ней на плетеном столике, но Ливи не смогла удержать в руках стакан, тело ее буквально содрогалось в приступе яростного кашля.
– Да что же это такое, так же нельзя! – вскрикнула, вскакивая, Роз.
Ливи сделала умоляющий жест рукой, прося ее не уходить, так как не могла выговорить ни слова.
– Мама, тебе нужна помощь.
– Нет, – выдохнула Ливи, из глаз которой ручьем лились слезы. – Мне скоро станет легче...
И действительно, надрывный кашель через некоторое время перешел в хриплое дыхание и редкие покашливания. Когда она снова опустилась на подушки, лицо ее посерело и стало совершенно измученным.
Роз взяла ее сумочку, вынула оттуда бумажную салфетку и осторожно промокнула ею щеки матери, стараясь не смазать тщательно подведенные глаза.
– Спасибо тебе, – застенчиво пробормотала Ливи и, ободренная жестом дочери, потянулась к ней, взяла ее руку в свою и легонько пожала ее. – Дай мне еще немного так посидеть...
– Да сиди, сколько тебе хочется.
Когда наконец хриплое, натужное дыхание стало более или менее ровным, Ливи сказала:
– Понимаю... это оттого, что я слишком много курю...
– «Слишком» – не то слово, – коротко отозвалась Роз, уверенная, что причина кашля иная.
Глаза Ливи широко распахнулись навстречу дочери.
– Только прошу тебя, не надо меня ругать, – взмолилась она, но затем переменила тон: – Во всяком случае, не сейчас...
Но Роз была непреклонна. То, чему она стала свидетельницей, глубоко потрясло и напугало ее.
– Не стану тебя ругать, если согласишься пойти на прием к врачу.
– Да я уже счет потеряла
– Почему бы тебе не пойти на прием к врачу тети Тони? Она головой за него ручается.
– У Тони всегда есть кто-нибудь или что-нибудь, за кого она ручается головой: косметический крем, особая диета, личный врач.
– Лучше ручаться головой, чем терять ее понапрасну да выслушивать, как тебя ругают.
Ливи снова улыбнулась, на этот раз, словно вспомнив что-то приятное.
– Да ты и ругаться-то толком не умеешь... когда отец услышал от тебя какое-то бранное слово, он положил тебя на коленку и здорово отшлепал: тебя это так поразило, что с тех пор ты уже не пыталась ругаться...
Глаза их встретились.
– Ты всегда была себе на уме. В отличие от меня. Мне было легче подчиняться таким, как ты. Потому все и помыкали мной: мама, мой первый муж, хотя Джонни никогда не был деспотом, потом Билли, который всегда им был, есть и будет...
– Почему же ты осталась с ним?
Ливи прямо и честно, как никогда раньше, посмотрела в глаза своей дочери, как женщина женщине:
– Потому что мне некуда было идти.
– Да ты что, мама...
Ливи жестом остановила ее:
– Позволь мне объяснить тебе кое-что, чего ты, увы, так до конца и не сможешь понять. А именно: как обстояли дела тридцать лет тому назад, какой тогда была наша жизнь. Она была полностью другой, чем сейчас. Единственное, что могла позволить себе женщина пятидесятых, – это выйти замуж. Если она хотела посвятить свою жизнь чему-либо другому – стать врачом, архитектором, писателем, дизайнером, – она должна была отказаться от замужества или прекратить свою профессиональную деятельность, когда ей все же удавалось найти мужа. О, конечно, были женщины, которым удавалось и то и другое: правило ведь не без исключений. Но для большинства замужество оказывалось единственным, чем могла занять себя женщина. Больше всего боялись тогда остаться в старых девах. – Ливи помолчала, чтобы отпить немного воды из стакана, который ей подала Роз. – Женское движение в те годы не выходило за рамки умозрительной идеи. Женщины должны были стремиться к тому, чтобы стать образцовыми женами, и точка. Они заботились о своих мужьях, следили за домашним хозяйством и воспитывали детей, которых производили на свет вместе со своими мужьями. Считалось, что большего они и сами не хотели, а если хотели, то с мозгами у них явно было не в порядке.
Ливи снова помолчала, прежде чем продолжить.
– Из меня воспитали отличную жену. Мама надеялась, что все три ее дочери сумеют, как она говорила, удачно выйти замуж, и была вознаграждена. Когда погиб твой отец и я осталась одна, я знала, что это будет не надолго, иного выхода я не видела. Но думала: может быть, через год или два. Спешить было некуда. И вот однажды я встретила женщину, которая сама настояла на разводе со своим мужем из-за его частых измен, а потом горько об этом пожалела. Она обрисовала мне картину существования незамужней – в ее интерпретации «лишней» женщины. Картина меня ужаснула. Я не могу жить одна, я не такая независимая, как ты. Мне необходимо иметь кого-либо, на кого я могу опереться, кто сумеет справиться с тем, с чем не справиться мне. Она снова помолчала.