Лучший друг моего парня
Шрифт:
Поэтому, повернув голову, смотрю в сосредоточенное лицо Мира, подсвеченное красными огнями приборной панели, и молюсь. Молюсь о том, чтобы мы добрались до финиша живыми, чтобы нас поскорее ослепил свет фар и мы выбрались из машины целыми и невредимыми. Молюсь о том, чтобы суметь ещё раз прикоснуться к его губам, прижаться в поцелуе и почувствовать его вкус на языке. Молюсь о нас. О нём, порочном и испорченном парне с сомнительными принципами, и о себе, далёкой от ангельского идеала.
Меня бросает вперёд, и становится трудно дышать. Ремень безопасности обжигает
Секунды замедляются.
Щелчок.
И я чувствую свободу, тело больше ничем не сковано.
Ещё один.
Двери разблокированы.
— Прыгай, — командует Мирон. И, видя, что я торможу, торопит: — Быстрее, Лина!
— А ты…
Гейден, чертыхаясь, тянется через меня и распахивает дверь. Буквально выталкивает меня в темноту, и машина вновь срывается с места, не щадя покрышек на колесах.
Специально показал Змею, что я сижу рядом, а потом избавился от меня, теряя драгоценное время? Мирон всегда выигрывает. Всегда. Даже я уже готова ему сдаться и выкинуть белый флаг, закончить наше противостояние, отдав ему то, что он так давно желает от меня получить. Я больше не могу сопротивляться и не хочу. Смирилась с неизбежным, осталась с ним в машине, приняла его условия… а он опять смог меня удивить. Перепрыгнув самим же собой установленную планку.
Что он задумал?
Зубы постукивают, а в голове крутятся обрывки фраз.
«Доверяешь мне».
«Твоя жизнь — хороший стимул».
«Не бойся».
С леденящим кровь порывом ветра срабатывает инстинкт самосохранения, и я всё-таки отбегаю от трассы подальше. Подворачиваю ногу и больно плюхаюсь на задницу, скатываясь по влажной траве вниз, обратно на скошенное поле.
Вздрагиваю от глухого удара и звука разбивающегося стекла, вместе с которым перестаёт биться моё сердце. Столкнулись? Авария? Мирон…
На миг наступает оглушительная тишина. Больше не слышно ни музыки, ни агрессивного рёва моторов, ни редких криков птиц, ни даже шуршания травы от ветра. Весь мир замер в ожидании.
Боже, не представляла, что будет так страшно думать о жизни этого засранца.
Поворачиваю голову, силясь вглядеться в темноту, и вскакиваю на ноги, слегка пошатываясь.
Бегу. Поскальзываюсь и вновь падаю.
И всё отмирает.
Кто-то кричит.
Впереди меня и сзади загорается дальний свет сразу нескольких автомобилей. Две машины с рёвом срываются с места и несутся в сторону предполагаемой аварии.
Рядом из темноты появляется «майбах» Соколова, за рулем бледный и перепуганный Саша, похожий на смерть. Он одним взмахом руки предлагает залезть в салон, и вот я уже там.
— Что случилось? Где Мирон? Так было задумано? — спрашиваю сквозь отбивающие чечётку зубы.
Я нахожусь в таком нервном напряжении и физическом истощении, что кажется вот-вот потеряю сознание. Для меня всё это слишком, организм не выдерживает. Даже слёз нет: горло душит спазмами, глаза печёт, но
— Я не знаю, — отрывисто произносит мой бывший парень и спешит туда, где уже собирается толпа. — Не знаю.
Я первой выскакиваю из «майбаха», прежде чем он успевает полностью остановиться. До ушей долетает сигнал сирен. Кто-то уже вызвал скорую и, видимо, полицию. Растолкав толпу, вижу, что джип Змея завалился на бок и из-под его капота валит дым.
У машины Мирона с одной стороны смят капот, а по лобовому стеклу ползёт сеточка трещин. Сдерживая рвущиеся наружу всхлипы, прикрываю ладонью рот. Водительская дверь распахнута, а самого хозяина нигде нет…
Шарю глазами по взволнованным людям, которые сейчас для меня выглядят как одна масса. Все на одно лицо. Я же ищу одно-единственное, конкретное.
И спустя бесконечность нахожу.
Живой и почти невредимый.
Его лицо залито кровью так сильно, что я в ужасе отшатываюсь, внутренне умирая за этот день ещё раз.
Несмотря на это, Гейден помогает выбраться из джипа рыдающей и трясущейся Еве.
— Илья? — тихо пищит девчонка, продолжая умываться слезами.
Она мелко переступает, явно щадя ногу, и кривится от боли. Её отбитого на голову парня нигде не видно.
Передав её прибывшим на место врачам, Мирон кивает двум другим в сторону, и только сейчас я вижу лежащего плашмя на земле Змея. Он не двигается, к нему никто не подходит. И я боюсь представить, что это может означать.
Но потом мы все слышим тихий глухой стон, и, кажется, все зеваки разом выдыхают. Живой.
Мирон присаживается рядом со своим противником на корточки и, склонив голову набок, тихо, но отчетливо, так чтобы все слышали, произносит:
— Нравится, Аспидов? Это за Марка… — Не дожидаясь ответа, похлопывает того по плечу и под очередной стон поднимается на ноги.
Делаю робкий шаг вперёд, а затем ещё один и ещё. Гейден вскидывает голову и смотрит прямо на меня, выворачивая мою душу наизнанку одним лишь взглядом. В нём столько всего! Удивление, облегчение, жажда.
Он вытирает бегущую по лицу кровь рукавом толстовки, размазывая ту по щекам, и идёт ко мне.
Злой, опасный и какой-то бесконечно усталый.
— Цела? — выдыхает хрипло.
Киваю.
Бегло ощупывает моё тело взглядом с головы до ног, как будто ищет подтверждение. Задерживается на грязных после падения коленях и возвращается к лицу.
— А ты? — мне приходится буквально выталкивать из себя слова.
— Жить буду, — он даже в этой ситуации усмехается.
Выглядит при этом жутко, с размазанной по лицу кровью, всклокоченными волосами и горящими адским пламенем глазами.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Я шагаю вперёд и, наплевав на толпу свидетелей, врачей и трущегося где-то рядом Соколова, обнимаю Мирона за шею, глажу его каменные напряжённые плечи. Утыкаюсь носом ему в грудь и жмусь сильнее, прощая себе эту минутную слабость. Глотаю запах Мирона, зарываюсь пальцами в его волосы под тихое шипение. Трогаю. Трогаю.