Лучший экипаж Солнечной
Шрифт:
– Простите, сэр, но вы говорили, что когда…
– Работайте, молодой человек. Отдыхать на том свете будем.
Расстроенный сержант выполз задом из кучи, начал спускаться, зацепился за какой-то ящик и грохнулся вниз.
– Ну? – спросили его.
Сержант вместо ответа покрутил у виска пальцем.
– Разделимся пополам, – сказал он. – Половина грузит, половина лежит. А то ведь так и надорваться недолго.
– Ты бы сначала микрофон выключил, кретин! – раздался из динамика голос Боровского. – Ну сколько вас учить
Эндрю сидел на краю бассейна, почесывая отмытую до красноты голую задницу, и наблюдал, как поднимается вода. Бассейн на «Гордоне» был двадцати пяти метров в длину, прямо как в пятизвездочном отеле на Земле.
Ива вышла из душевой и прикрыла за собой дверь.
– Может, запереть? – спросил Эндрю.
– Да никто не придет, – ответила она. – Спят все. Один Боровский в грузовом шлюзе, никак от своего барахла оторваться не может.
– Ну, тогда иди ко мне.
– А вот не подойду.
– Это почему же?
– Ты меня сначала поймай.
– А если не поймаю?
– Как это – не поймаешь? – удивилась Ива. Она тоже была сейчас, как и Эндрю, вся розовая и с ног до головы в мелких капельках воды. Кто не ходил неделями в спецкостюме, не знает, какой это кайф – раздеться и встать под душ. – Еще как поймаешь, – сказала Ива, заглядывая издали Эндрю между ног.
– Как раз теперь вряд ли. Бегать неудобно.
– А я поближе к тебе подойду. Вот так.
– А можно еще?
– У-у, противный! Вот тебе за это! – Ива рассмеялась и кувыркнулась с бортика головой вниз, подняв радужный фонтан брызг.
– Ах, так! – закричал Эндрю. – Ловите глубинную бомбу, капитан! – и тоже бросился в воду.
Ива плавала неплохо, но Эндрю еще лучше. Несколько минут он гонял ее от бортика к бортику, а потом зажал в углу, возле лестницы, повернул лицом к себе и крепко обнял.
– Сейчас вы будете торпедированы, капи… – Договорить он не успел, потому что его уже целовали, страстно и даже где-то взахлеб. Через мгновение влюбленные от полноты чувств с головой ушли в глубину.
Сначала они делали это в воде, что оказалось для обоих ново и интересно. Потом выяснилось, что все-таки нужно за что-то держаться, а держаться уже не было сил, и они перебрались на бортик. И там, на бортике, на пластиковом матрасе, который забыл оприходовать Боровский, произошло нечто волшебное, во что Ива раньше отказывалась верить. Эндрю сделал ей так безумно хорошо, что Ива громко кричала и под конец даже на миг потеряла сознание.
– Что ты со мной делаешь? – прошептала она, с трудом приходя в себя.
– Я тебя люблю, – ответил Эндрю очень серьезно.
– Милый… – Ива провела кончиками пальцев по его изувеченной груди, потом взяла за руку и нежно поцеловала длинный белый шрам. – Это тот самый десантник? – спросила она. – «Декард»?
Эндрю кивнул.
– Ты обещал как-нибудь рассказать мне, – напомнила Ива. – Не забудь.
Эндрю откинулся на спину и провел ладонью по глазам.
– Все рассказать? – спросил он. – Как было на самом деле?
– Ты не можешь? Тебе запретили? – догадалась Ива.
– Мне запретили, – кивнул Эндрю. – Но тебе я расскажу. Наверное, ты должна это знать. Понимаешь, любимая, ты… Если можно применить к тебе это слово, ты – рыцарь. Честный вояка. Адмирал Рашен в молодые годы, с той всего лишь разницей, что ты девочка, а он мальчик.
– Наверное, – согласилась Ива. – Рашен мне как родной. Иногда мне кажется, что мой отец такой же был.
– Вы действительно очень похоже себя ведете. Мне-то видно со стороны, тем более что я старика много лет наблюдал, а ты и так вся как на ладони. И он тебя за это любит, за то, что… Как бы это сказать. Понимаешь, в его жизни всегда было место подвигу. Это у него естественная реакция на опасность – не бежать, не прятаться за других, а совершить поступок. Даже через силу, даже через «не могу». Он и меня этому учил. Правда, не вышло. Я по жизни не рыцарь совершенно. Мне для подвига нужен какой-то очень серьезный повод.
– Повод для подвига! – продекламировала Ива. – Не звучит. Мягко говоря, издевательская метафора.
– А я к этому и веду. Бывают люди, которые в нештатной ситуации борются в первую очередь за свою жизнь. Ты можешь спасать целый корабль, но делаешь это на инстинкте самосохранения. И таких людей большинство. А есть немногие, в первую очередь спасающие других, исполняющие какой-то долг, ну, ты понимаешь. Таким повода не нужно, у них серьезное решение принимается на другом уровне. По велению сердца, как принято говорить. Вот такие вы с Рашеном. А я – из тех, из большинства.
– Ну и что?
– Понятия не имею, – сказал Эндрю. – Это я просто думаю вслух.
– Ты что-то не так сделал там, на «Декарде»? – осторожно спросила Ива.
– Не знаю. Может, ты мне объяснишь, так или не так.
– Пойдем в каюту, – предложила Ива. – Ляжем, обнимемся, я буду тобой любоваться, а ты мне будешь рассказывать.
– А можно я тоже буду тобой любоваться? – спросил Эндрю, впервые улыбнувшись с того момента, как ударился в философию.
– Обязательно! – рассмеялась Ива.
Как и все десантники, «Рик Декард» был цилиндрической самоходной баржой километровой длины, густо облепленной снаружи посадочными средствами. Половину внутреннего объема «Декарда» занимали тренировочные залы и казармы на тысячу пятьсот человек, другую – ходовая часть и служебные помещения экипажа. Орудий десантнику не полагалось, его задачей было таскаться в хвосте атакующей эскадры и после артподготовки бросать на вражескую поверхность тяжеловооруженную пехоту.