Лучший исторический детектив – 2
Шрифт:
Бабушка Катя, не любившая чуждого им по духу, происхождению и положению Игоря Ильича, поцеловав внука в одну из макушек (их у мальчика было две), сухо возразила:
— Только набитое дурачьё собирает всякие гербарии, почтовые марки и прочую ерунду. Лучше, дружок, коллекционировать денежки, которые потом родят новые денежки.
— Как это — «родят»? — не понял Юлик, глядя одновременно на деда и бабку. — Они, что — живые?
Старики Семионовы-Эссены тогда от души посмеялись над наивностью внука.
—
— На каком гербе? Советского Союза?
— На фамильном гербе моего прапрадедушки, — вставила бабушка Екатерина, — Павла Эссена. Девиз ему был подарен самым российским императором — «УСЕРДИЕ ВСЁ ПРЕВОЗМОГАЕТ».
— Прапрапрадедушки, — уточнил «седьмую воду на киселе» Сигизмунд.
— Что ты заикаешься, дедушка?
— Я не заикаюсь. Я возвращаю тебя во времена, когда цари и культурной, высокородное общество ценили такое ценнейшее качество, как усердие. Сейчас в цене холуйство. Но это, друг мой, не одно и то же.
— Молчи, грусть, молчи, — вздохнула бабушка. — Ты, Сигизмунд, всего своим усердием добился. По зёрнышку, по крупинке…
— Усердно — значит сердито? — глядя исподлобья на деда с бабкой, спросил Юлик.
— Усердно, мальчик, значит в поте лица своего, но с умом, — ответил дед. — Когда подрастёшь, милый, станешь умным и усердным, мы тебе с бабушкой откроем тайну семьи Семионовых-Эссенов, которая сделает тебя богатым.
— Как Буратино? — с недетским сарказмом спросил мальчик.
— Во-первых, не Буратино, а Пиноккио, — поправила бабушка. — Советский писатель позаимствовал образ у итальянцев.
— А мне Лаврищев про золотой ключик читал, — сказал Юлиан.
— Что там твой золотой ключик! — погладил по кудрявой головке внука дед. — Мы с бабушкой знаем тайну посерьёзнее…
— Не хочу серьёзную тайну! — воскликнул мальчик.
— Дурачок ты наш, деревянный Пиноккио, — улыбнулась бабушка. — Счастья своего не понимаешь. А ведь мы с дедушкой знаем тайну сокровищ Павла Эссена, твоего далёкого-далёкого родственника. И, фигурально выражаясь, дадим тебе золотой ключик к потайной дверце…
— Когда? — перебил бабушку внук.
— Когда придёт твоё время, — неопределённо ответил дедушка.
Юлиан, тут же закатив истерику, повалился на пол, причитая:
— Хочу золотой ключик! Хочу!.. Дай, дед противный, дай!
— Будешь усердным? Говори, а не истери! — приподнял внука за шиворот рубашки ласковый дедушка.
— Ублюдок ты, дедушка! — катался по полу Юлиан. — Я на помойку выброшу твой сраный ключик!..
—
— Не скажу!
— А не скажешь — тайну не откроем, — загадочно прошептал дед.
Юлик замолчал, подумал и сказал:
— Буду…
— Что — буду?
— Усердным.
— А любить будешь нас?
— Буду, — буркнул любимый внук. — Гоните ключик золотой!
Екатерина Васильевна, урождённая Эссен, вздохнула, глядя на бесноватого внука:
— Я счастливой сойду в могилу, Юлиан, если слова «усердие всё превозмогает» станут и твоим девизом. Всё, в конце концов, приходит к умным, расчётливым и усердным.
Юлиан, поняв, что вручение ключика откладывается на неопределённый срок, хотел было снова дать концерт старикам, но передумал и спросил бабушку:
— А что такое — «девиз»?
— Девиз, мой мальчик, — это жизненное кредо, — объяснил дедушка.
Ответ не устроил мальчика и он завыл с новой силой:
— У-у!..Замолчи, дурак! Я марки хочу собирать!
Юлиан пнул ножкой глиняную свинью с прорезанной на розовой спине щелью для монет разных достоинств.
— Мне Лаврищев альбом с марками обещал, а вы эту свинью подсунули! Не любите вы единственного внука! Не любите-е-е!.. У-у!..
И Юлиан, снова упав на дорогой персидский ковёр, забился в уже испытанной для достижения своих меркантильных целей истерике.
Екатерина Васильевна сухо бросила мужу:
— Боюсь, Сигизмунд, что этот медведь Лаврищев напрочь нам испортит внука.
— Ты права, душа моя! — ответил Сигизмунд. — С юности я как-то не очень любил именно следователей. Они ко мне трижды подбирались. И трижды их визиты в баню с проверками облегчали нашу семейную казну. Думал, что он потихоньку обтешется…Войдёт в наш круг, а мы его примем и полюбим.
— Кому ты это говоришь, Сигизмунд! — всплеснула руками Екатерина Васильевна. — Как можно любить то, что постоянно угрожает бюджету?
Сигизмунд Павлович пожал пухлыми покатыми плечами, белевшими из-под застиранной майки:
— Мария ведь вышла за него замуж. По любви, как она утверждает.
— Это был солнечный удар. В Крыму такие удары часто случаются, — ответила бабушка Юлиана. — Читай классику, Сигизмунд. Есть такой рассказ у Бунина — «Солнечный удар». Просто надо было объяснить идею писателя нашей Марии…Удар — это ещё не любовь.
Семионов горестно вздохнул:
— Я пытался, дорогая, образумить Марию, открыть ей глаза. Этот следователь крут только к преступникам. В жизни он — рохля. Человек с мягкими ногтями. А человек с мягкими ногтями, как ты говоришь, душа моя, никогда не сможет найти край у скотча. Вот в чём вопрос…