Луд-Туманный

Миррлиз Хоуп

– Ну что ж, в соответствии с твоими представлениями о Законе, Нат, это будет несложно, – сухо заметил мастер Амброзий. – Ты, кажется, считаешь, будто в том, что ты называешь узаконенным миром, с фактами можно делать все, что угодно; выдвинь новую узаконенную фикцию; в таком случае ради твоего личного удобства Эндимион Хитровэн в будущем станет Кристофером Следопытом.

Мастер Натаниэль засмеялся.

– Надеюсь, мы сможем доказать это и без узаконенной фикции, – сказал он. – Суд над вдовой Бормоти происходил тридцать шесть лет назад, через четыре года после Великой засухи, когда, как обнаружила госпожа Златорада, Хитровэн уже был в Доримаре, хотя он всегда давал всем понять, что

приехал значительно позже… А причина этого станет очевидной, если он уехал как Следопыт, а вернулся как Хитровэн. Кроме того, мы знаем, что он близок с вдовой Бормоти. Следопыт был травником, Хитровэн – тоже травник. А главное то, как ты испугал его своим вопросом: «Может ли у покойников идти кровь?» Ничто не заставит меня поверить, что этот вопрос мгновенно напомнил ему о липовых похоронах и о гробе с волшебными фруктами… Он мог подумать об этом потом, но не сразу. Нет, нет, надеюсь, смогу убедить тебя, и очень быстро, что в данном случае я прав, как был прав и в другом – это наша единственная надежда, Амброзий.

– Ну что ж, Нат, – ответил мастер Амброзий, – хоть ты и наговорил за полчаса больше чуши, чем многие люди за всю жизнь, я пришел к выводу, что ты не такой уж дурак, каким кажешься. И в конце концов в старой сказке Конопельки именно сельский дурачок насыпал дракону соли на хвост.

Мастер Натаниэль рассмеялся, весьма польщенный столь завуалированным комплиментом – Амброзий Жимолость редко говорил кому-нибудь комплименты.

– И как же ты собираешься ввести свою узаконенную фикцию, а? – спросил мастер Амброзий.

– О, я попытаюсь отыскать кого-нибудь из свидетелей этого суда, даже Копайри Карп, возможно, еще жив. В любом случае мне необходимо чем-то заняться. Сейчас Луд – не очень под ходящее для меня место.

Мастер Амброзий застонал.

– Неужели мы дожили до того, Нат, что ты вынужден покинуть Луд, и мы ничего не можем поделать против этой… этого… этой паутины лжи и всего этого шутовства и… иллюзии, если хочешь? Уверяю тебя, я совсем не защищаю Полидора и всех остальных, но, похоже, этот тип Хитровэн просто околдовал их.

– Но мы разрушим его чары, клянусь Золотыми Яблоками Запада, мы разрушим их, Амброзий! – бодро провозгласил мастер Натаниэль. – Мы выловим тени сетью Закона, и Хитровэн кончит на виселице, не будь я Шантиклером!

– Ну что ж, – сказал мастер Амброзий, – если ты уж так помешался на этом Хитровэне, то, может быть, тебе будет приятно иметь маленький сувенир на память о нем – вышивку, которую я нашел в гостиной у этой бормочущей старой уголовницы. И теперь, когда ее дело решилось, в вышивке больше нет надобности. (Разновидность «шелка», найденного в Академии, наконец определили: частично – как «барратиновую стеганую тафту», а частично – как «узорчатый мохер», после чего на мисс Примрозу наложили большой штраф и выпустили на свободу.) Я говорил тебе, как подпрыгнул доктор, когда увидел вышивку, хотя причина вполне понятна – он принял ягоды за разновидность волшебных фруктов. Я знаю, тебе так мало надо, чтобы пуститься во всякие фантазии! Бог знает, что ты способен обнаружить в этой вышивке! Я пришлю ее тебе сегодня вечером.

– Ты чрезвычайно добр, Амброзий. Уверен, что сувенир окажется весьма ценным, – с иронией сказал мастер Натаниэль.

Во время суда над мисс Примрозой судьи периодически передавали вышивку из рук в руки, но она ни в малейшей степени не помогла им определить различие между тафтой и мохером. У мастера Натаниэля она вызвала смутное чувство неловкости и скуки, так как напоминала бесконечную вереницу подарков от Черносливки ко дню рождения, вынуждавших его выдавливать из себя приличествующие случаю выражения благодарности и восторга. Он не надеялся, что сможет извлечь какую-нибудь полезную информацию из этой вышивки, но пусть Амброзию будет приятно.

Несколько минут они сидели молча, потом мастер Натаниэль встал и сказал:

– Это дело может затянуться, Брози, и, возможно, нам не удастся больше поговорить. Выпьем за здоровье друг друга чабрецового джина?

– Я не из тех, кто может отказаться от твоего чабрецового джина, Нат. Да и ты нечасто предоставляешь возможность его отведать, старый скряга, – ответил мастер Амброзий, пытаясь скрыть свои чувства под маской шутливости.

Когда приятель вручил ему стакан, наполненный ароматным напитком изумрудного цвета, он поднял его и, улыбаясь, начал:

– Ну что ж, Нат…

– Погоди минутку, Амброзий! – перебил его мастер Натаниэль. – У меня появилась идея. Давай дадим клятву, о которой я, должно быть, читал в какой-то старой книжке, когда был еще мальчишкой… Ее слова внезапно пришли мне на ум. Вот они: «Мы, Натаниэль Шантиклер и Амброзий Жимолость, клянемся живыми и мертвыми, прошлым и будущим, воспоминаниями и надеждами в том, что если Мечта придет просить милостыню к нашему порогу, мы впустим ее и обогреем у нашего очага, и мы не будем мудрее глупых и хитрее нищих духом и всегда будем помнить, что тот, кто оседлал Ветер, должен отправиться туда, куда понесет его этот Пегас». Повтори эту клятву, Брози.

– Клянусь Белоснежными Дамами Полей, ни когда в жизни не слышал такого напыщенного стиля! – проворчал мастер Амброзий.

Но, казалось, Нату во что бы то ни стало хотелось закончить эту абсурдную церемонию, и мастер Амброзий чувствовал, что в такую минуту наименьшее, что он может сделать, – это ублажить друга, ибо кто знает, что таит в себе будущее и когда они встретятся снова? Итак, уверенным и подчеркнуто будничным тоном он повторил за ним слова клятвы.

Когда и в какой книге нашел ее мастер Натаниэль? Ведь это была клятва, которую давали кандидаты на первую ступень посвящения в древние Мистерии Доримара.

Не забудьте, что в глазах Закона мастер Натаниэль был мертв.

Глава 18

Госпожа Плющ Перчинка

Задания, которые давали служащим в конторе у мастера Натаниэля, не всегда касались грузов и корабельных сборов. Однажды, например, они целых два дня не открывали своих гроссбухов, но, тем не менее, были очень заняты; они вырезали и скалывали булавками под бдительным оком своего работодателя причудливые бумажные костюмы ко дню рождения Ранульфа. Они привыкли к тому, что, отдав суровое распоряжение не беспокоить его ни под каким видом, мастер Натаниэль закрывался у себя в кабинете, а сам тем временем писал, скажем, шутливые стихи ко дню святого Валентина для старой госпожи Полли Пайпаудер и часто выглядывал из-за двери, прося помощи в подборе рифмы. Поэтому в то утро они совершенно не удивились, когда им велели закрыть книги и посвятить свои таланты выяснению в какой угодно форме, жили ли в Луде какие-нибудь родственники фермера с Запада по имени Бормоти, умершего почти сорок лет назад.

Велика была радость мастера Натаниэля, когда один из клерков после долгих поисков сообщил, что овдовевшая дочь покойного фермера, госпожа Плющ Перчинка, недавно купила небольшую бакалейную лавку в Зеленом Мотыльке, деревне, находящейся в двух милях от северных ворот города.

Не теряя времени, мастер Натаниэль приказал оседлать коня, надел костюм, в котором обычно ходил на рыбалку, надвинул шляпу низко на глаза и отправился в Зеленый Мотылек.

Приехав туда, он без труда отыскал лавку госпожи Перчинки, где она сидела за прилавком собственной персоной.