Луна и солнце
Шрифт:
— Розы! Сударь, какая прелесть!
Шартр пролил несколько капель на запястье Мари-Жозеф, а потом потянулся к ее груди. Мадам выхватила у него флакончик. Шартр обиженно надул губы.
— Принцу не пристало выполнять обязанности камеристки! — Мадам передала флакон Мари-Жозеф. — Пусть ваша служанка надушит вас, мадемуазель де ла Круа, если вам угодно.
— Я всего лишь хотел доказать мадемуазель де ла Круа, что я настоящий химик, — возразил Шартр. — Я мог бы ассистировать ее брату. Я мог бы заниматься исследованиями вместе с ним.
Оделетт
— Хотя ты и воображаешь себя химиком, — съязвил месье, — парфюмер ты в лучшем случае начинающий.
Шартр своим странным зловещим взором следил за руками Оделетт. Лоррен улыбался Мари-Жозеф иронично и сочувственно. От улыбки в уголках глаз у него появлялись чудесные морщинки.
— Попробуйте лучше как-нибудь один из моих составов, — сказал месье, взмахнув платком возле ее лица. Благоухание роз тотчас поглотил резкий запах мускуса.
— Ну, так кто же победил, отец или сын?
— Прошу прощения, сударь, но я до сих пор чувствую аромат роз и не в силах оценить другой запах.
Она не посмела сказать месье, что аромат его духов неожиданно напомнил ей о Лоррене.
— Для столь знаменательного дня вы одеты слишком невзрачно, — вынес вердикт месье.
Он подошел к зеркалу, отлепил одну из своих мушек и посадил ее на щеку Мари-Жозеф, прямо над уголком рта.
— Благодарю вас, сударь.
Она присела в реверансе, не зная, что еще сказать.
— Теперь, когда я доказал, что я настоящий химик, — вы порекомендуете меня в качестве ассистента вашему брату?
— Ни в коем случае! — отрезал месье.
— Вы явились к ужину, распространяя зловоние серы, — упрекнула сына мадам, — а теперь еще хотите вымазаться рыбьей требухой? Вам не пристало марать руки.
— Или репутацию, — многозначительно добавил Лоррен, словно предостерегая Шартра от чего-то.
— Не будем об этом, мой милый, — явно обеспокоенный, произнес месье и тут же постарался сменить тему, снова обратившись к сыну: — Баловаться алхимией — ниже твоего достоинства.
— Конечно, сударь, конечно! — воскликнул Шартр. — Я изучаю химию. Это весьма и весьма важная наука. Перед нами открывается возможность узнать, какие законы лежат в основе мироздания.
— А зачем это нужно, сударь? — осведомился его отец. — Это как-то упрочит положение нашей семьи?
— Чтобы упрочить положение нашей семьи, — подхватил Шартр, — я женился на мадам Люцифер.
— Ради всех благ, которые за этим воспоследовали, — заключила мадам.
Месье, угрожающе покраснев, возвысил голос:
— У вас и так достаточно обязанностей.
— И что же это за обязанности, сударь? — Хотя Шартр говорил совершенно спокойно, даже почтительно, взор его незрячего глаза пугающе блуждал по комнате.
— Угождать королю, — ответил месье.
Мари-Жозеф облегченно вздохнула, когда, всего за минуту до того, как месье и мадам со свитой встали с мест, чтобы направиться по дворцу в Мраморный двор Версаля, появился Ив. Он галантно поклонился; дамы стайкой сбились вокруг него, с притворной застенчивостью прикрываясь веерами. На фоне придворных — и мужчин и дам — он неизменно выделялся своей простой рясой и красотой. Однако поведать мадам истории о русалках он уже не успел.
Ив взял руку Мари-Жозеф, положил на сгиб своего локтя, и они присоединились к торжественной процессии. Она гордилась тем, что сопровождает брата, но невольно ощутила укол зависти к мадемуазель д’Арманьяк: та шла между шевалье де Лорреном и Шартром, взяв под руку одного и кокетливо таясь за веером от другого.
— Что ты налепила на лицо? — прошептал Ив.
— Это не я, это месье.
— Моя сестра должна обходиться без таких ухищрений.
Мягко и осторожно он снял мушку с ее верхней губы.
— Прости. — Мари-Жозеф старалась говорить как можно тише. — Я не знала, как вежливо отказаться.
— И платье у тебя…
Озабоченно нахмурившись, он с усилием потянул кружево, виднеющееся над низким вырезом платья, и дергал за его расшитый край, пока не показался простой муслин рубашки. Она оттолкнула его руку, надеясь, что никто не видел этой сцены, но мадемуазель д’Арманьяк все это время смотрела на них и теперь что-то прошептала на ухо Лоррену.
— Это платье одобрила сама мадам, а она — воплощение благопристойности!
О палантине Мари-Жозеф предпочла не упоминать. Он одернула муслин, заправив его за декольте, так чтобы видна была только отделка из шелковых кружев. В свое время Мари-Жозеф очень удивилась, обнаружив, что все рубашки Лотты — из муслина, только оторочка на них кружевная. Мадам была воплощением не только благопристойности, но и бережливости.
— Ты всегда быстро училась, — съязвил Ив. — Всего несколько месяцев во Франции, каких-нибудь две недели в Версале, и ты уже знаток придворного этикета.
— Ты забываешь, что я провела не только две недели в Версале, но и целое лето в Сен-Сире, а там принято говорить лишь о короле, религии и моде.
Ив насмешливо посмотрел на нее:
— Не сердись, я просто тебя чуть-чуть подразнил. Ты молодец, прекрасно со всем справилась, но теперь я здесь, так что больше беспокоиться не о чем.
Ив сказал правду. Его триумф затмил маленькие успехи Мари-Жозеф. Ей оставалось только померкнуть в сиянии его славы. Она могла вести хозяйство у него в доме; если ей посчастливится, он позволит и дальше ассистировать ему во время опытов. Она была эгоистичной дурочкой, если смела надеяться на большее. Осознав всю тщетность своих глупеньких притязаний, она слегка стиснула его предплечье и прижалась щекой к грубой шерсти рясы. Ив нежно погладил ее по руке.