Луна как жерло пушки. Роман и повести

Шляху Самсон Григорьевич

— Вы ответите наконец? — грозно рявкнул "швейцар". — Долго ждать не буду, одним разом свалю с катушек!

Наконец-то последовал требуемый ответ. Тихим, невнятным шепотом.

Но это был не немец. Вошел один из лицеистов, которому нужно было отыскать кого-то в зале. Делая таинственные знаки кельнеру, он повел его за собой.

Илие многозначительно кашлянул. В зале воцарилась напряженная тишина. О чем шепчется лицеист с кельнером? Почему вслед за ними потянулись к парадной двери и все другие официанты? Ведь она наглухо закрыта…

В конце концов, в любую минуту можно ожидать налета полиции.

"А эта поварская братия в самом деле

надежный народ, — подумал Волох. — Подобрались один к одному. Если потребуется, если не будет другого выхода из положения, без страха возьмутся за свои ножи и половники. Если не возьмут на вооружение кастрюли с кипятком… Лучше бы, конечно, ничего этого не потребовалось… Хотя оцепить здание не составляет никакого труда. Не притушить ли на всякий случай свет?"

Он снова посмотрел на часы. Хотелось не столько установить время, сколько убедиться, что назначенный срок прошел и что следует немедленно расходиться.

— Что вы хотели сказать? — раздался глухой бас "швейцара" у двери. Затем более приглушенное, еле слышное: — Пароль?

— Пароль д’онор! — послышался ответ.

— Чего-чего? Какой еще "онор"? — рявкнул громадина, готовясь оглушить входящего ударом. — Куда лезешь…

Но тут прозвучал требуемый ответ. Его проговорила Лилиана. Волох сразу узнал голос девушки.

С нею был стройный, худощавый мужчина, — переступив порог, они сразу же остановились, пораженные встречей: все, кто был в зале, внезапно поднялись на ноги.

Спутник Лилианы сделал несколько шагов вперед и приветствовал людей, подняв над головой сжатый кулак:

— Рот фронт, геноссе!

В ответ раздались нестройные, приглушенные голоса.

Немец стал здороваться со всеми за руку — когда легонько кланяясь, когда пристукивая каблуками. Ему было лет двадцать пять — двадцать восемь, хотя могло быть и меньше, поскольку и в лице его, и в походке все еще сохранялся отпечаток юности, возможно, впрочем, оборвавшейся раньше времени.

У него были потухшие, усталые глаза, зато тело, напротив, казалось легким и порывистым. Худощавый, тонкий, с неправильными чертами лица и звонким, по-юношески задорным голосом, он в самом деле казался очень молодым человеком. Как ни странно, молодила его даже ранняя седина, тронувшая кое-где коротко остриженные волосы. Форма, в которую он был одет, чем-то напоминала костюм спортсмена, скорее всего альпиниста, и сразу же выдавала его немецкое происхождение.

— Лили!

Слегка прихрамывая на одну ногу — до сих пор никто этого не замечал, — он прошел ближе к центру зала. Девушка тотчас оказалась рядом с ним, и немец, еще раз поклонившись, стал говорить очень тихим, сдержанным голосом, делая паузы не только между фразами, но и между отдельными словами.

— Наверно, мне нужно было бы представиться, — начала переводить Лилиана, совсем по-другому произнося слова, которые только что говорились им: ее речь была мягкой, плавной, его же звучала отрывисто, слегка крикливо. — Каково мое имя? Зовите просто Гансом! Ганс или Фриц — кому не известно, что вы называете оккупантов фрицами? Отказаться от одной с ними национальности я не могу, поскольку родился на свет немцем. Зато от их преступлений… Я чувствую на себе ваши взгляды, и, какими бы приветливыми они ни были, в них все равно сквозит недоверие. При всем желании вы не можете доверять мне, я не заслуживаю доверия просто потому, что ношу эту форму, — звучала приглушенная, отрывистая речь, повторенная мягким голосом бывшей лицеистки, скрадывающим горечь слов немца. — На самом

же деле меня зовут Карл… Вместе со своими товарищами я рисковал и рискую жизнью… И теперь больше говорю от имени погибших… Гитлер и на нас, немецких коммунистов, наложил тавро проклятия. Чтоб и мы несли ответственность за позорные дела фашизма… Но не думайте, что знаком свастики отмечены только нацистские знамена… Смотрите!

Он быстро снял куртку, повесив ее на спинку ближайшего стула, одним рывком стянул с себя рубаху и, внешне оставаясь предельно спокойным, распрямил грудь, на которой темнела зловещая, с загнутыми, как щупальца у паука, краями свастика. Он сделал было шаг в сторону, но, услышав взволнованный шумок, стал одеваться, прямо на глазах у всех, только слегка отвернулся от Лилианы. Потом снова выпрямился и на минуту застыл.

К нему подошел кельнер, предлагая подсесть к столику, но он легонько взял его за плечо:

— Данке шён!

Лилиана наметила еще одну встречу в каком-то месте, и он торопливо пошел вдоль столиков, пожимая каждому руку, затем резким, напряженным шагом направился к выходу. На пороге остановился, вновь повернулся лицом к залу и, подняв над головой сжатый кулак, проговорил:

— Рот фронт!

Снова все поднялись на ноги, растревоженные и этим приветствием, и тем, что увидели у него на груди, и тем, как твердо, с достоинством он держался.

— Рот фронт! Рот фронт! — прозвучал дружный, на едином дыхании ответ.

Густая, беспросветная тьма окутала улицы и дома. По-видимому, уже было далеко за полночь.

— Ты заслуживаешь всяческих похвал, Тудораке, от имени всей группы, — проговорил наконец Волох. — Теперь можно полностью оценить твои способности. И, самое главное, рассчитывать на них в дальнейшем. Похоже, мы узнали сегодня не одного коммуниста — ты и Лилиана также очень хорошо проявили себя… Такие встречи вызывают жгучую ненависть к фашистам. Ведь фашизм клеймит не кто иной, как немецкий солдат!

Волох замолчал, но Тудораке показалось, что ответственный не высказался до конца, что договаривает еще какие-то слова про себя.

— Кстати о твоем эксперте. Ни в коем случае не отдаляйся от него, поддерживай прежние отношения. — Теперь слова Волоха звучали, как всегда, предупреждающе. — Напомни, пожалуйста, как его зовут? Кыржэ? А по имени?

— Михэеш, — вяло, без всякой заинтересованности ответил Тудораке.

— Не сторонись его — может пригодиться. Зато со всеми другими людьми постепенно обрывай контакты. Отныне твоей "зоной" будет только клиентура ресторана. Договорились? Подумай, как необходимы нам любые сведения, даже слухи, которые исходят из лагеря врагов.

— Хорошо, и все же…

— Ничего не поделаешь! Надышишься смраду — выходи на чистый воздух, тошнота пройдет. Откуда ж еще добывать сведения, как не из этой помойки? Считай мою просьбу партийным поручением. Есть возражения?

— Только одно: чтобы в какой-то день вы не спутали меня с агентом… состоящим на службе у гестапо.

— Лишь бы сам не оступился… А теперь слушай внимательно и запоминай — никаких записей. Ни сейчас, ни в любое другое время. Нас интересует банкет, который состоится вскоре и на котором должно быть все высшее офицерство, даже митрополит. Твой эксперт что-либо знает о нем? Кроме того, нужно найти основательные подступы к заключенным, узнать, кому поручено вести их дела. И, конечно, все, что может идти от сигуранцы. Это — в первую очередь… Что представляет из себя твой эксперт?