Луна на Луне
Шрифт:
– Есть там такая штучка… которая слушает космос… Вот если ее убрать, он тебя донимать перестанет. Только тогда космос слышать не будешь…
– И не надо.
Шарлатан кивает, он тоже согласен – не надо. Вытаскивает из сундучков хитромудрые приспособления, чем-то напоминают приборы в мастерской у хирурга. Холодеет душа.
– А-а… сколько? – спохватываюсь я.
Шарлатан называет цену. Как пелена падает с глаз. Боже мой… хорошо он умеет уламывать, хорошо, и музыка, и полумрак, и маски на стенах, и обереги… и отдаешь ты все-все, и кошелек свой, и душу свою, и самого себя. Вон, рабы стоят навытяжку в дверях, тоже когда-то были свободными, тоже когда-то вот так пришли
– Ну что ты… снимай… голову. Я же не знаю, как она у тебя отрывается…
– Нет, – не выхожу, выбегаю, хлопаю дверью, пропади ты пропадом… Мне в спину доносится холодное, насмешливое – всего хорошего.
Сегодня я…
Нет, сегодня не я… сегодня не было никакого меня, сегодня был он, только он. Я появился только ближе к вечеру, появился случайно, видимо, он зазевался, задумался, приотпустил меня, вот и вырвалось мое сознание…
Увидел себя перед книгой…
Да, вы не ослышались – перед книгой.
Вот уже одно это было страшно. В жизни не представлял себя перед книгой, вообще не представлял себе, как выглядит книга, оказалось – совсем не так, как я думал, страницы, страницы, страницы, хрупкие, тонкие, как у меня вообще получилось их листать…
Самое главное, я не помнил – откуда я взял книгу, где вообще у нас в городе можно достать книгу, кто-то говорил, даже в архивах не осталось…
От нечего делать начал листать книгу в поисках картинок, надеялся хоть по картинкам понять, про что говорит книга, если все равно не понимаю все эти каракули… Не помню, когда поймал себя на том, что читаю, понимаю каждую букву, каждое слово, более того – я понимал все, о чем говорила книга… О племени – таком древнем, что даже века не помнят, когда появилось оно, о племени, повелевавшем звездами и галактиками, о племени, которое загубило собственную землю в какой-то безумной войне, о племени, остатки которого разметались, разбрелись по галактике так далеко, что один осколок великого племени уже не помнит о других осколках.
Дальше было совсем непонятно – но я понимал, кто-то во мне заставил меня понимать, как великое племя породило новые расы, новые племена, и наш народ в том числе, расселило – по планетам, по звездам, чтобы править нами…
…я очнулся глубоко за полночь – очнулся по-настоящему, буквально вырвал у кого-то свое сознание. Понимал, конечно, не я, понимал он, читавший книгу моими глазами…
Потом я долго глотал таблетки, сам не знаю, зачем, долго подключал к голове какие-то датчики, сам не знаю, зачем, проклятый врач, ну попейте таблеточки, еще ионизаторы хорошо помогают… Я смотрел на него, я видел, он знает, что ничего мне тут не поможет, так утешают безнадежно больных, когда ничего уже сделать нельзя, перед тем, как отправить их на эвтаназию…
Он позволил мне подключить провода и лечь спать. Я догадывался, что нужен ему живым – одно это меня радовало…
Я уже ничего не мог поделать…
Я вырывал у него свое сознание – что было сил, говорил себе – как заклинание, я есть, я есть, аз есмь, ничего не помогало. Он был во мне, он был мной, да что во мне, что мной, не было уже никакого меня, просто – он был.
Все-таки я победил его – чуть-чуть, самую малость, когда очнулся, заставил себя проснуться – когда он уже открывал дверь в никуда.
Странное чувство.
Страшное чувство.
Когда видишь, что происходит, смотришь на себя – как со стороны, видишь, что ты делаешь, что кто-то делает с тобой – и ничего, ничего не изменишь…
Я ничего не мог поделать.
Когда он открыл дверь, когда он вошел – в никуда, подсвечивая моими фонариками, когда он шел моими ногами по запыленным залам, огромным, гулким, когда остановился перед чем-то непонятным, в чем узнал – узнал не я, узнал он – чьи-то останки… Чьи-то… в жизни не видел такого существа, в жизни не думал, что такое бывает… Вспомнил – вспомнил не я, а он – о расе, населявшей нашу землю века и века назад. И, черт возьми, я видел, видел в своей памяти, как выглядело это – когда-то давно, когда еще не истлело, не рассыпалось в прах…
И опять же не я – он – рыл землю в гулких залах, и не я – он складывал истлевший остов в яму, украшал какими-то блестками, лентами, под конец забросал землей, поставил что-то вроде антенны из проволоки, зачем антенна, думал я, если нет приемника. Я никак не понимал, почему он не воскресит это существо, которому воздает такие почести, может, не было нужных материалов…
Странное чувство.
Страшное чувство.
Когда кто-то идет твоими ногами по пыльным залам, останавливается перед бесчисленными останками, чертит в воздухе какие-то руны, знаки. Страшное чувство – когда к моему собственному страху перед неведомым примешивается его собственный страх – перед нами, перед нашей землей, перед тем, что случилось здесь, на закрытой территории, спрятанной ото всех века и века. Стыдно сказать, я даже начал припоминать какие-то молитвы, обереги – ничего не помогало, его молитвы и обереги были сильнее…
Странное чувство.
Страшное чувство.
Когда я остановился…
…когда он остановился перед чем-то – непонятным, пугающим, немыслимым, я не знал, что это, знал он, он-то понимал все эти рычаги, шестеренки, тумблеры, платы, это он, не я, протирал ленту конвейера, перебирал провода, сцепления, менял истлевшие шкивы, моим паяльником паял разбитые цепи…
Не помню…
Не хочу вспоминать эту ночь…
Страх был настолько сильный – что моя память отказывается выдавать что-то, я смотрю на себя той ночью как будто со стороны, это было не со мной, и вообще этого е было…
Когда ближе к рассвету я (он) проверил последний шкив, захлопнул крышку пульта, повернул тумблер.
Когда взревела стальная махина, спавшая сотни лет.
Когда…
Мой ужас сыграл мне на руку, подбросил меня на месте, вырвал-таки от него мою душу, погнал – по темным улицам, в никуда, в никуда, я уже не помнил, кто я, что я, откуда, уже не было ни меня, ни его, ничего, предрассветная тьма, грохот неведомой силы – там, позади…
Он спрятался.
На этот раз он спрятался особенно глубоко – как всегда бывало после того, как он натворит что-нибудь… Я знал, что он не покажется – день, два, три, выждет – пока я забуду про него, чтобы объявиться снова, когда я меньше всего буду готов…
Оглядываюсь. Осторожно подключаю зарядники, розетки всего две, на три зарядника не хватает. Выжидаю.
Чувствую голод. Нет, не такой, а информационный, не думал, что он может быть таким сильным. Даже не могу войти в Сеть, даже не могу узнать – что делается в мире, последний раз я заходил в Сеть, чтобы увидеть на стартовой странице свою фотографию, свой код, и надпись – разыскивается.
Разыскивается…
Сам виноват… Не думал, что все так серьезно, а может, он заставил меня – не думать. Сам виноват – с самого начала нужно было идти в полицию, не таскаться по врачам, по шарлатанам, не думать – пройдет, пройдет… В полиции тоже не вчера родились, готов спорить, это у них не первый случай… и не второй…