Луна над Эдемом
Шрифт:
— Пожалуй, мы можем отправляться, а Джеральд догонит нас.
— А он знает, куда именно ехать? — спросила Доминика.
— Надо полагать.
Они тронулись с места и выехали на узкую извилистую тропинку, ведущую вниз в долину. Лорд Хокстон ехал очень медленно, и постепенно к Доминике стала возвращаться былая уверенность, хотя ехать на большой лошади после пони ей было несколько непривычно.
Она вспомнила, как когда-то давно ей хотелось принять участие в соревнованиях среди детей, которые ежегодно устраивали в Коломбо, но отец никогда не позволял
— Ты можешь посидеть в числе зрителей, если тебе нечем больше заняться, — недовольно говорил он.
Он не разрешал им участвовать в состязаниях, хотя Доминика была уверена, что некоторые из них они с Фейт выиграли бы с легкостью.
Теперь она размышляла о том, приносят ли пользу подобные ограничения. Неужели они помогли им стать более достойными христианами?
Почему религия всегда была такой мрачной и суровой? Почему тот Бог, которому поклонялся ее отец, запрещал веселье и смех?
Но она решительно выкинула из головы эти мысли, потому что лорд Хокстон стал рассказывать ей, как выращивают чай.
— Чай — это единственная культура, с которой можно собирать урожай в течение всего года, — говорил он, — за исключением разве что двух-трех дней, на которые приходятся большие индусские праздники.
Они еще не доехали до плантации, но девушка уже слышала голоса работавших там кули.
— Тамилы — очень шумные и зачастую сварливые люди, — сказал лорд Хокстон, — но работники замечательные.
Они подъехали ближе, и Доминика увидела, что у каждой сборщицы чая за спиной висит огромная бамбуковая корзина, которая держится на веревке, обмотанной вокруг лба.
Женщины были одеты в яркие разноцветные сари, их головные уборы напоминали тюрбаны, а чтобы веревка от корзины не так резала лоб, они подкладывали под нее маленькие подушечки.
Скрытые по пояс в зеленой листве, одетые в красные, золотые, зеленые и белые одежды, сборщицы чая выглядели очень живописно.
Доминика завороженно смотрела, как женщины быстро и ловко обрывают чайные побеги — два верхних листочка и почку, собирают их в горсть, а затем едва уловимым движением перебрасывают их за спину в корзину.
— Наблюдают за работой те мужчины, — объяснил лорд Хокстон. — Они называются кангани, или надсмотрщики.
Он с улыбкой посмотрел в их сторону, и Доминика с трудом удержалась от смеха.
Как правило, все они были одеты в длинные камзолы, наподобие тех, которые несколько веков назад носили в Европе, на головах у них были тюрбаны, а прицепленный за ворот камзола зонтик — признак высокого ранга — висел у них на спине.
— Четыре раза в день, — продолжал лорд Хокстон, — собранные листья тщательно взвешиваются, и в маленькую книжечку методично записывается, сколько листьев сдала каждая сборщица чая. — Он с гордостью оглядел своих работничков. — Не было случая, чтобы кто-то вздумал сжульничать. Если в записях что-то не сходится, каждая работница знает, сколько именно листьев она собрала, и эту цифру можно смело принять, как абсолютно точную.
У всех людей, работавших на плантации, был довольный и веселый вид, и многие из них обрадовались появлению лорда Хокстона.
Их лица расплывались от восторга, когда он обращался к ним, и Доминика видела, что они искренне к нему привязаны.
Когда чуть позже к ним присоединился Джеральд, Доминика не могла не заметить, что к нему относятся совсем по-другому.
Ему, по всей видимости, было очень жарко: пот градом струился по его лицу. Он слез с лошади и с явным намерением произвести впечатление на дядю принялся расхаживать среди работниц, критикуя их и разговаривая с ними таким тоном, что Доминика инстинктивно крепче сжала поводья в руках.
Никто не отвечал ему, все молча продолжали работать, но Доминика была уверена, что кули были недовольны его грубыми замечаниям, и высокомерным видом, и начальственными замашками.
Позже они смотрели, как взвешивают чай на улице рядом со складом, который, как объяснил лорд Хокстон, первоначально был построен для хранения кофе.
Доминике показалось, что время пролетело слишком быстро, и вскоре они уже другой дорогой ехали к дому.
Джеральд долго и путанно объяснял, почему урожай чая снизился за последний год. Он винил сборщиц, надсмотрщиков, погоду, сами растения, но только не себя.
Лорд Хокстон говорил очень мало, но было видно, что он разочарован и огорчен тем, что плантация, которую он оставил в прекрасном состоянии и которая с каждым месяцем приносила все больший урожай, вместо того чтобы процветать и давать доход, превратилась в убыточное предприятие.
Не дождавшись от дяди ни слова Джеральд наконец умолк. Доминика была рада ехать в тишине и осматривать округу.
Она с удивлением обнаружила, что джунгли, покрывавшие необрабатываемые участки земли, оказались еще красивее, чем она предполагала.
То здесь, то там встречались разнообразные виды бамбука, а в самой низине росли щитовники, достигавшие в высоту более двадцати футов. Из густой травы выглядывали ярко-голубые цветы нелу, кроме магнолий можно было увидеть мирт и камелии. Доминика засмотрелась на прекрасный восковой цветок камелии, и лорд Хокстон, проследив за ее взглядом, спросил:
— А вы знаете, что чайный куст — родственник камелии?
— Нет, — удивилась Доминика, — но теперь, когда вы мне сказали, я вижу, что они действительно похожи.
— Подождите, я покажу вам нечто гораздо более красивое, — сказал он.
Они проехали немного дальше, а затем он указал ей на дерево, известное под местным названием кати-имбул.
Доминика однажды видела такое дерево в одном из садов Коломбо, но здесь они во множестве росли в диком состоянии. Их ветви располагались под прямым углом к стволу, подобно реям на мачтах; деревья и земля под ними были усыпаны ярко-красными цветами, по форме напоминающими небольшие колокольчики.
Это было так красиво, что Доминике не хотелось уезжать, и она пообещала себе, что бы ни случилось, приехать сюда еще раз в самое ближайшее время, пока цвет не облетел с деревьев.