Луна над Эдемом
Шрифт:
Она произнесла эти слова едва слышным шепотом, но они все-таки были сказаны, и лорд Хокстон понял, что ему следовало этого ожидать.
— Вы станете презирать меня… я знаю, — продолжала Доминика, — и мне очень страшно… что вы рассердитесь. Но вы должны знать… правду, и мне очень стыдно, что я… обманула ваши ожидания.
При этих словах она залилась слезами, и он почувствовал, как рыдания сотрясают ее хрупкое тело. Лорду Хокстону казалось, что он держит на руках совсем маленького и очень несчастного ребенка.
Он
Лорд Хокстон подумал, что она, должно быть, слишком долго сдерживала свои чувства, а теперь они, наконец, выплеснулись наружу, подобно прорвавшей плотину воде.
— Не плачьте, Доминика, — наконец ласково произнес он. — Я обещаю, что все улажу. Все обстоит не так плохо, как вы думаете.
— Нет! — пробормотала Доминика сквозь слезы. — Я… подвела вас. Я нарушила… данное обещание, но я ничего не могу поделать! Я оказалась… трусливой, безнадежно и постыдно трусливой!
— Ничего подобного! — твердо сказал он. Его рубашка намокла от ее слез, но лорд Хокстон чувствовал, что ее дрожь утихает. Внезапно он осознал, что снаружи уже все стихло.
— Леопарды ушли! — воскликнул он. — Мне даже отчасти жаль, что вы их не видели, потому что цейлонский леопард — очень красивое и внушительное животное. Поперек туловища у него идут черные полосы, как у тигра, но только не так ярко выраженные. Пятна имеются лишь на ногах, а его огромный прыжок — одно из самых грациозных движений, которые я когда-либо видел.
Он говорил и говорил, стараясь отвлечь Доминику от ее переживаний, и спустя какое-то время почувствовал, что она стала прислушиваться к его словам.
— На острове встречаются также абсолютно черные леопарды. Они необыкновенно красивы, но за все время, что я живу на Цейлоне, мне довелось видеть их всего лишь три раза.
Доминика судорожно вздохнула. Она перестала плакать, но не отрывала лица от его плеча. Охваченная паникой, она бросилась к нему искать защиты. Она забыла, что на ней надета лишь тончайшая муслиновая ночная сорочка, одна из тех, которые они купили у мадам Фернандо. Она даже не отдавала себе отчета в том, что покажется в таком виде перед мужчиной.
Для нее он был защитой от всех страхов, прибежищем и опорой. Она кинулась к нему, потому что только рядом с ним чувствовала себя в безопасности.
— Все стихло, — сказал наконец лорд Хокстон. Доминика подняла голову. Он не мог разглядеть в темноте ее лица, но ощущал густые длинные волосы, окутывавшие ее плечи.
От нее исходил аромат лаванды, который он поначалу не узнал. Этот странно английский запах среди изобилия экзотических ароматов Востока неожиданно напомнил ему об Англии и о его матери.
— Вам больше нечего бояться, Доминика, — нежно произнес он.
— Я… уже не боюсь, — ответила она, но ее голос был робким и жалобным, как у ребенка.
— Завтра я приму меры, чтобы леопарды больше не беспокоили вас, — пообещал лорд Хокстон. — И открою спальни второго этажа. Мне следовало бы сделать это сразу.
— Наверху я чувствовала бы себя в большей безопасности, сказала Доминика, — но только… если я буду там не одна.
— Моя спальня расположена там же, — ответил лорд Хокстон. — Та, которую я сам построил, «Пальмовая» комната. Но вы же знаете, что где бы вы ни были, я не дам вас в обиду.
— Именно поэтому… я и пришла к вам, — прошептала Доминика.
Она больше не прятала лицо, но и не пыталась высвободиться из его рук. Хотя она старалась говорить спокойно, все ее тело было еще напряжено, словно она боялась, что в любую минуту может снова раздаться грозное рычание.
— Я хочу, чтобы вы хорошенько выспались, — сказал лорд Хокстон. — Вы так устали, к тому же с тех пор, как вы покинули Коломбо, вам пришлось пережить немало неприятных минут.
— Я не могу… снова вернуться в ту комнату.
— Ну, разумеется, — согласился он. — Мы с вами поменяемся местами. Вы будете спать здесь, а я покараулю леопардов. Хотя могу вас заверить, что они больше не вернутся.
— Не уходите, — попросила Доминика. — Побудьте немного… со мной.
Он почувствовал, как она снова испуганно вцепилась в его рубашку.
— Я пробуду с вами столько, сколько вы скажете, — пообещал он. — Но все же я думаю, что вам лучше постараться уснуть. Ложитесь в постель, а я посижу рядом, пока не рассветет или пока вы не заснете.
— Вы, наверное, считаете меня… очень глупой, — всхлипнув, сказала Доминика.
— Я считаю, что вы поступили совершенно правильно, когда, испугавшись, прибежали сюда.
Он очень нежно разнял руки, и она села на постели. Он поднялся и надел халат, лежавший рядом на стуле, а тем временем Доминика забралась в кровать и натянула на себя простыню.
— Вы не уходите… вы еще побудете со мной? — спросила она.
Лорд Хокстон присел на край постели и накрыл ее руку своей.
— Обещаю вам, что останусь. У нее вырвался вздох облегчения. Потом она сжала его руку.
— Вы… не очень на меня сердитесь?
— Я не сержусь, не презираю вас и не считаю вас глупой, — ответил он. — Я, как и прежде, думаю, что вы необыкновенная и очень отважная девушка.
— Нет, я вовсе не такая, вы сами это знаете, — сказала Доминика. — Но мне нравится… что вы так думаете.
— Уверяю вас» что говорю совершенно искренне. — Они немного помолчали, а потом лорд Хокстон сказал:
— Закройте глаза, Доминика. Вам будет легче уснуть, к тому же ночь уже близится к концу. Меньше, чем через полчаса начнет светать и из-за гор станет подниматься солнце, неся с собой еще один жаркий, ясный день.