Луна над Лионеей
Шрифт:
– …насчет этого стирания. Я проведу его так или иначе, мистер Андерсон, но у меня есть для вас специальное предложение. Если вы его примете, то сможете вместе с вашей семьей спокойно дожить остаток дней в тихом местечке на берегу моря. Если нет – вас всех просто затопчут, когда начнется паника, а она начнется, уверяю вас. Бесславный конец для многовековой династии Лионейских королей, не правда ли? Я предлагаю вот что, мистер Андерсон. Я могу начать осуществление своего плана в любой момент, хоть завтра, но я хочу все сделать правильно. Чтобы все сделать правильно, мне нужен доступ к тому, что находится под Лионеей.
Король Утер ничего не ответил, но Леонард не обратил на это внимания.
– Вы и ваша семья тихо покидаете Лионею, сообщаете остальному миру что-нибудь про реставрационные работы, ремонт, инвентаризацию… А я тем временем добываю то, что мне нужно. Это один вариант. Второй вариант – вы посылаете меня к чертовой матери. Тогда я запускаю план Б, стираю Лионею с лица земли и все равно добываю то, что мне нужно. А уничтожение Лионеи станет хорошим символом начала новой эпохи. Как я это сделаю?
Настя вся обратилась в слух, но Леонард оказался чуть более вредным, чем нормальный киношный злодей:
– Я это сделаю с удовольствием. У вас две недели на размышление, а потом произойдут события, мистер Андерсон, потом произойдут…
Двери распахнулись, и несколько человек, вбежавшие в кабинет, сами того не замечая, влетели с обратной стороны в экран, с которого вещал Леонард, и разорвали его. Раздалось несколько щелчков, которые вряд ли кто-то заметил, кроме Насти, проекция исчезла, а вместо голоса Леонарда наперебой зазвучали голоса медиков и охраны, окруживших короля плотным кольцом.
– Почему ты сидишь на полу? – спросил Смайли. – С тобой все в порядке?
– Нет, – с трудом выговорила Настя. – Со мной все очень не в порядке. И с тобой тоже. Только ты про это еще не знаешь. И с королем. И с Лионеей. И вообще… – Ее голос окончательно провалился в какие-то темные глубины.
Смайли своеобразно понял Настино заявление – он подозвал врача, и тот принялся щупать пульс, заглядывать в зрачки и исполнять прочие медицинские ритуалы. Настя знаками пожаловалась на горло и получила от доктора какие-то капли, разлившиеся по гортани подмораживающим мятным вкусом. Короля Утера в это время выносили из кабинета.
– Он в сознании? – спросила Настя.
– Правильнее было бы спросить – он жив? – пробормотал врач, ощупывая Настины ребра. – И ответ будет, да, он жив, но он без сознания, и вот с ним действительно все очень не в порядке…
– Принцесса…
Настя обернулась, увидела у двери кабинета Фишера и машинально одернула блузку. Рыцарь-администратор казался растерянным, хотя Настя знала, что этого не может быть по определению; Фишер очень быстро все понимал и просчитывал, и непривычно неуверенное выражение его лица скорее всего означало, что итоги каких-то недавних вычислений Фишеру не очень понравились, но он ничего не может с этим поделать.
– Принцесса, – сказал Фишер, чуть склонив голову. – Состояние короля Утера критическое….
– Да, я знаю.
– И пока оно будет оставаться таковым, королевские полномочия Утера Андерсона придется исполнять вам.
– Мне?
– Совершенно верно.
– Блин, – Настя расстроенно посмотрела на Смайли. – Только этого мне не хватало. То есть… Конечно, я приму на себя все, что там положено принять, – голос снова подвел ее, но Фишер, похоже, услышал все, что хотел услышать.
– И еще, принцесса, – теперь и начальник службы королевской безопасности исполнил сдержанный поклон, – я должен проинформировать вас о положении дел.
– Информируй.
– Лицо, покушавшееся на короля Утера, ликвидировано. Двое остальных изолированы.
– Что за двое остальных?
– М-м, – замялся на мгновение Смайли. – Двое других ваших свадебных гостей.
– Блин.
16
Дворцовые коридоры внезапно оказались чрезвычайно длинными, почти бесконечными; в какой-то момент Настя едва не пустилась бежать, лишь бы вырваться наружу, но потом сообразила, как это будет выглядеть: забег в сопровождении четверых охранников, каждый из которых выше Насти на голову и каждый из которых и вполовину не так симпатичен, как Армандо. Смайли сказал, что эта громыхающая оружием компания теперь будет постоянно сопровождать Настю, ибо Утер в критическом состоянии, обстоятельства покушения неясны и все такое прочее. Настя сказала гному «спасибо», вложив в это слово смертельную дозу сарказма. Тот проглотил и не поморщился.
– Останьтесь здесь, – сказала она охране и тут же подумала: что будет, если они не подчинятся: драться с ними, что ли? Недолго же она продержится, секунды три, наверное.
Но четыре здоровяка, втиснутые в черные костюмы и белые рубашки, послушно замерли в вестибюле Западного крыла, и Насте это понравилось. «Вот это и есть настоящая власть, – подумала она. – А если щелкнуть пальцами и повелеть им упасть и отжаться? Упадут и отожмутся?»
Она решила проверить это как-нибудь в другой раз, потому что сейчас у нее были другие планы.
– Принцесса, – басом сказал один из охранников.
– Что?
– Возьмите. Там холодно.
– Спасибо, – она взяла протянутый пиджак, завернулась в него, как в пальто, и вышла из дверей на припорошенные снегом ступени королевского дворца. Прохладный воздух обволакивал ее со всех сторон, действуя как местный наркоз – Настя забыла об ушибах и царапинах (хотя, наверное, это сказывалось действие лекарств), перестала думать о боли и беспокоиться о ней, что, в свою очередь, освободило ее разум для более серьезных мыслей, которые по сути дела сводились к одной, но очень серьезной мысли, достойной того, чтобы проорать ее на всю Лионею:
– И что же мне теперь делать?!
С завидным постоянством жизнь подбрасывала ей подарки, о которых она совсем не просила, словно ставя над Настей странный эксперимент: знакомство с принцем, жизнь за границей, выгодный брак и вот теперь власть – это были вещи, ради которых некоторые из Настиных знакомых были готовы идти на многое (в том нехорошем смысле этого слова, который подробно расписан в Уголовном кодексе).
– И что же мне теперь делать?!
Когда Настя возвращалась в Лионею, желая обрести если не любовь, то хотя бы место под солнцем, она видела себя в роли не большей, чем голос разума в этом немного сумасшедшем доме под названием Лионея. Она думала о том, чтобы не допустить жестоких и несправедливых историй, подобных той, что случилась когда-то с ней самой. И вот она вдруг – не голос, шепчущий власти на ухо, а само ухо. То есть сама власть. Ну или почти власть. На время, пока король Утер не придет в себя.