Луна над Сохо
Шрифт:
Сразу же за дверью была гримерка, она же раздевалка, она же склад — длинная узкая комната, больше всего похожая на перестроенный подвал для угля. Стены покрывали старые пожелтевшие афиши. Старомодный театральный туалетный столик с рядом круглых лампочек был втиснут между гигантским холодильником и складным столом, накрытым одноразовой скатертью в рождественских красно-зеленых тонах. На журнальном столике высился лес пустых бутылок, а на одном из двух кожаных диванов, занимавших остальную часть помещения, спала белая девушка лет двадцати с небольшим.
— Вот так и живут боевые подруги музыкантов, —
— Ну да, и это благодарность за бесконечные прослушивания прогонов, — добавил Макс.
Девушка на диване проснулась, села и уставилась на нас. На ней были великоватые в талии хлопчатобумажные брюки и желтая футболка с надписью «НЕ ДЛЯ ТЕБЯ МОЯ РОЗА ЦВЕЛА» поперек груди.
— Чем могу помочь? — спросила она. Губы у нее были накрашены темно-лиловой помадой, которая теперь размазалась по щеке.
— Мне нужны музыканты, — сказал я.
— Они всем нужны, — ответила она, протягивая руку. — Меня зовут Пегги.
— Музыканты, — повторил я, игнорируя ее руку.
Пегги вздохнула и откинула волосы за спину, явив взорам потрясающий бюст, который приковал внимание всех — кроме Дэниела, конечно.
— А разве они не на сцене? — спросила она.
— Нет, я ищу тех, что выступали перед ними, — сказал я.
— А что, они уже ушли? Вот сволочь, обещала же, что разбудит меня после их сета. Все, с меня хватит.
— Как называется та группа? — спросил я.
Пегги поднялась с дивана и оглядывала пол в поисках своей обуви.
— Честно — не помню, — сказала она. — Ими Черри занимается.
— У них в составе есть хороший тромбонист? — допытывался я.
Макс тем временем обнаружил ее туфли за другим диваном — это были открытые босоножки на высокой шпильке, на мой взгляд, они плохо сочетались с хлопчатобумажными штанами.
— Вообще да, есть, — сказала она. — Микки, не кто-нибудь. Таких, как он, — один на миллион.
— А вы не знаете, куда они направились после выступления?
— Извините, не знаю, — ответила она, — никогда не интересовалась.
На каблуках она была почти с меня ростом. Штаны немного сползли, открыв полоску белой кожи и кружевной край шелковых красных трусиков. Я отвернулся: войдя в эту комнату, я перестал ощущать вестигий, а разглядывание Пегги отнюдь не помогало сосредоточиться. Но вместо того вестигия появились другие ощущения — смутные, отрывочные: запах лаванды, нагретого солнцем капота автомобиля и ощущение тишины, какая обычно наступает сразу после очень громкого звука.
— Вы кто? — спросила Пегги.
— Джазовая полиция, — ответил Джеймс.
— Это он — инспектор джазовой полиции, — уточнил Макс, имея, очевидно, в виду меня. — А мы уж скорее добровольный джазовый патруль с Олд-Комптон-стрит.
Это рассмешило меня, и я понял, что еще далеко не протрезвел.
— А что, у Микки проблемы? — спросила Пегги.
— Ну, если он опорожнил свой сливной клапан кому-нибудь на плечо — тогда возможно, — ухмыльнулся Макс.
Мне больше некогда было болтать. В конце комнаты была еще одна дверь с табличкой «Запасный выход». Туда я и направился. За дверью находился недлинный темный коридор с голыми кирпичными стенами. Он был загроможден старой мебелью, завален ящиками и черными полиэтиленовыми пакетами —
Найтингейл знает заклинание, с помощью которого можно вырвать замок из гнезда целиком, — но, поскольку мне светит научиться этому только через год, я вынужден был импровизировать. Отошел на безопасное расстояние и запустил в замок одним из своих неудачных световых зарядов. Точность у них, конечно, не ахти, зато мощности хоть отбавляй. Сделав еще шаг назад, чтобы не обжечься, я прищурился и увидел, что замок завис в центре небольшой пульсирующей сферы. Как только я убедился, что замок нагрелся как следует, то «отпустил» заклинание. Сфера лопнула, как мыльный пузырь. Я тут же мысленно воспроизвел стандартное «Импелло». Это вторая по счету форма, которую я освоил, — и знал, что освоил ее хорошо. «Импелло» передвигает предметы, в данном случае двойные двери. Замок полетел прочь, створки дверей с силой распахнулись, и одна из них даже повисла на петле.
Зрелище было впечатляющее, даже для меня самого. Что уж говорить о моем добровольном джазовом патруле, столпившемся сзади на лестнице.
— Что это было, мать его? — спросил Джеймс.
— Может, жвачка со взрывчаткой? — невинно предположил я.
Сработала пожарная сигнализация — значит, пора валить. Мы с добровольным джазовым патрулем, напустив на себя максимально безмятежный вид, прошли пятьдесят ярдов до угла Фрит-стрит со скоростью, достойной олимпийских чемпионов по спортивной ходьбе. Было уже достаточно поздно, туристы разошлись по отелям, и на улице тусовались только шумные компании молодежи.
Джеймс обогнал меня, и я остановился.
— Это все как-то связано со смертью Сая, верно ведь? — спросил он.
Возразить я не мог — слишком вымотался.
— Может быть, — ответил я. — Не знаю.
— Кто-то что-то с ним сделал? — продолжал Джеймс.
— Не знаю, — повторил я. — А ты куда бы направился, отыграв сет?
— Не понял? — поднял брови Джеймс.
— Помоги мне, Джеймс. Я хочу найти того тромбониста — так куда бы ты пошел после концерта?
— «Потемкин», например, работает допоздна.
Хорошая мысль, подумал я. Там кормят, а главное — поят до пяти утра. Я направился вниз по Фрит-стрит, джазовый патруль — следом за мной. Джеймс оказался очень дотошным, и это настораживало.
— И ты боишься, что то же самое может случиться и с этим тромбоном? — допытывался он.
— Возможно, — уклончиво ответил я. — Не знаю.
Мы свернули на Олд-Комптон-стрит, и я сразу понял, что опоздал, как только увидел голубую мигалку скорой. Она стояла у входа в клуб. Задняя дверь микроавтобуса была открыта, и, судя по неторопливости, с которой врачи бригады расхаживали вокруг потерпевшего, тот либо почти не пострадал, либо был давно покойник. И я бы не поставил на первый вариант. Вокруг места происшествия уже собралась разношерстная толпа зевак, за ними пристально наблюдали пара полицейских общественной поддержки и констебль, которого я сразу узнал, так как помнил по участку Черинг-Кросс.