Луна над Сохо
Шрифт:
— И как выглядели белые, попавшие в рабство на своей же родине?
Найтингейл умолк, задумавшись. Очевидно, во времена его юности белое рабство сводилось к торговле женщинами и детьми с целью их последующего принуждения к проституции. Но вроде бы за омерзительной торговлей лилейно-белой женской плотью как раз и стояли таинственные китайцы. Не угрызения ли совести отчасти стали причиной их восстания? [42]
Этот вопрос я задал вслух, и Найтингейл ответил:
42
Восстание
— Были доказаны конкретные преступления, Питер. Женщин и детей покупали и продавали, содержали в невыносимых условиях. Они терпели ужасные лишения. Не думаю, что их сколько-нибудь утешили бы парадоксы истории.
Оценив тяжесть положения, инспектор Марвилл организовал рейд, взяв себе в помощь половину лондонских магов и попросив у комиссара большую группу констеблей. Немало было взломано дверей и много раз прозвучало грозное «Ни с места, косоглазый дьявол!», пока однажды в ответ не последовала мертвая тишина.
— Манчжу, Великий и Великолепный, — сказал Найтингейл, — оказался уроженцем Канады по имени Генри Спелц. Женат он был, впрочем, на китаянке, и у них было пять дочерей, каждая из которых периодически изображала на представлениях его прекрасную помощницу Ли Пин.
При обыске в доме ничего не нашли — только придурковатую девчонку-подростка европейской наружности. Она жила в помещении для слуг и работала горничной. На допросе Спелц рассказал, что девочку, которой даже имя не удосужились придумать, нашли в одном из «исчезающих ящиков» после дневного сеанса в «Хэкни-Импайр». Она сидела там, скорчившись в три погибели.
Взяв из хлебницы последний ломтик хлеба, я собрал с тарелки остатки лукового соуса. Найтингейл к своему пирогу даже не притронулся.
— Вы не будете? — спросил я.
— Нет, угощайтесь, — ответил он.
Так я и поступил, как только он закончил рассказывать.
Кое-что в этом мире никогда не меняется. Например, старший офицер полиции, организовав по собственной инициативе масштабную дорогостоящую операцию, не может признать ее провал или сознаться в нарушении предписаний. По крайней мере, пока не сделает все от него зависящее, чтобы хоть кого-нибудь в чем-нибудь обличить. Будь Спелц на самом деле китайцем, ему бы не поздоровилось. А так он был обвинен всего лишь в нарушении общественного порядка, получил предупреждение и отправился восвояси.
— Девочку заключили под стражу для обеспечения защиты, — продолжал Найтингейл. — Даже старик Марвилл чувствовал, что с ней что-то не так. Вы поели? — спросил он, бросив быстрый взгляд на дверь.
Я кивнул, и Найтингейл взял у меня опустевшую тарелку и поставил ее перед собой. В ту же секунду открылась дверь, и в столовую вплыла Молли, толкая перед собой тележку со сладостями. Убирая со стола тарелки, она бросила на Найтингейла откровенно подозрительный взгляд. Но уличить его было невозможно.
Тогда она мрачно уставилась уже на нас обоих. Мы лучезарно улыбнулись
— Очень вкусно, — похвалил я.
Молли поставила на стол торт с заварным кремом и молча удалилась, скользнув по мне еще одним подозрительным взглядом.
— Что сталось с той девочкой? — спросил я, разрезая торт.
— Ее доставили сюда для обследования, — ответил Найтингейл, — которое показало, что она слишком аномальна, чтобы помещать ее в приют…
— Или в исправительную тюрьму, — закончил я.
Несмотря на огромное количество мускатного ореха, торт оказался превосходен — не хуже, чем в «Кондитерской Валери». «Интересно, получится ли незаметно стащить пару кусочков для Симоны, — подумал я. — А еще лучше — незаметно провести Симону сюда».
— Возможно, вы смените гнев на милость, узнав, что у нас существовала договоренность с приютом Корума, — сказал Найтингейл. — Ее бы туда и поместили — но, увы, оказавшись в «Безумии», она уже не позволила себя отсюда забрать.
Под столом поскуливал Тоби — просил, чтобы его чем-нибудь угостили.
— Мы ведь говорим сейчас о Молли, верно? — спросил я.
— Она осталась, спала в чулане и общалась только с домашней прислугой.
Я положил себе еще кусок пирога.
— Постмартин был прав, — вздохнул Найтингейл, — я слишком расслабился. И пока жил здесь вместе с Молли, в мире вокруг «Безумия» шла совсем другая жизнь.
Я объелся и передвигался с трудом, но все же заставил себя подняться к себе на чердак. Однако там меня неудержимо потянуло на диван и к телевизору, по которому шел матч между «Арсеналом» и Тоттенхэмом. Дела «Горячих голов» [43] шли хуже некуда, когда у меня вдруг зазвонил телефон. Незнакомый голос в трубке произнес:
43
«Горячие головы» (Tottenham Hotspurs) — футбольная команда г. Тоттенхэма.
— Привет, Питер.
Я глянул на номер.
— Лесли, ты, что ли?
Раздался хриплый свистящий звук.
— Нет, — сказала Лесли, — Дарт Вейдер!
Я засмеялся. Вовсе не хотел ее обидеть — просто не удержался.
— Ну, это лучше, чем Стивен Хокинг, — добавила она.
Голос ее звучал так, словно она засунула в рот пластиковую воронку и говорила через ее горлышко. И я сильно подозревал, что говорить ей больно.
— Ты ездила в Лондон на операцию — а меня почему не предупредила? — упрекнул я ее.
— Врачи не гарантировали хороший результат, — ответила Лесли.
— А он хороший?
— Ну, я же разговариваю, так ведь? Хотя это чертовски больно.
— Хочешь, будем снова переписываться?
— Нет уж, — сказала Лесли, — меня заколебало печатать. Ты еще не смотрел свои файлы в «ХОЛМСе»?
— Нет, я опрашивал возможных свидетелей.
— Я изучила документы, которые ты прислал. Данлоп никогда лично не учился у профессора Джеффри Уиткрофта, однако посвятил свою первую книгу «Мастеру Джеффри, давшему мне истинные знания». Вы, ученики магов, так и называете своих наставников, правильно?