Луна в тумане: Путеводитель по боевым искусствам для новичков

Хорев Валерий Николаевич

То ли в силу неведомых безотчетных симпатий, то ли еще отчего, но только кому-то гораздо приятнее в светлом, чистом зале неторопливо постигать премудрости формальной хореографии, другому же все это — скука смертная, ему подавай бурю. У одного моего друга есть знакомый, который с раннего детства хотел лишь одного — драться.

И дрался! Теперь он служит в ОМОН, где обрел, наконец, полное счастье.

Хотя с житейской точки зрения позиция драчуна представляется целесообразной и даже полезной, духовный уровень «катистов», несомненно, более высок, приближаясь к некоему идеальному пониманию боевого искусства как средства достижения внутреннего мира. Во всяком случае каждый решает данную проблему самостоятельно и в конечном итоге находит свою собственную нишу и свой компромисс между чистым искусством и грубой реальностью.

Существует

целый ряд мнений о том, как следует понимать формальные комплексы. Кто-то считает, что это всего-навсего идеальное исполнение технических приемов, характерных для данного стиля, другие полагают, будто ката есть своеобразный «бой с тенью», вернее, с нее сколькими виртуальными противниками, атакующими с разных сторон. Третьи же рассматривают процесс исполнения формы как некую динамическую медитацию, находя скрытый мистический смысл там, где его не углядел бы и сам создатель школы. Некоторые доходят до преподавания традиционных комплексов в качестве массовых танцев под ритмичную музыку. Вполне возможно, что как аэробика такой танец не имеет себе равных, но говорить о нем как о разновидности воинской практики было бы смешно. Где-то рядом с танцами следовало бы расположить и очень популярное массовое исполнение форм, в котором основной упор делается на соблюдение строжайшей синхронности в ущерб всему остальному. Не стану как-либо комментировать эти культурно-массовые мероприятия, поскольку в начале книги дал слово ничего не критиковать, однако не могу удержаться, чтобы не поместить ехидную иллюстрацию на данную тему.

Что касается интерпретации ката как модели боя с несколькими противниками, то подобная точка зрения не выдерживает элементарной практической проверки, поскольку наши противники должны были бы при этом стоять в строго определенных местах в соответствии с геометрической раскладкой данной формы. Несложно заметить, что подавляющее большинство комплексов имеет одинаковый «скелет», состоящий из поперечных «полок» и продольных «дорожек», а все шаги, повороты и прыжки предполагают в конечном итоге возврат в исходную точку. Согласитесь, для модели «боя с тенью» подобные комбинации выглядят несколько неестественно. Окончательно убедиться в сказанном сможет любой, владеющий какой-либо формой (независимо от стиля), если уговорит приятелей стать, подобно шахматным фигурам, в условные пункты и проделывать соответствующие движения. В этом свете китайские тао-лу несравненно жизненнее японских ката, поскольку изобилуют множеством разноплановых, не привязанных к строгой координатной сетке перемещений и приемов, и в целом стоят гораздо ближе к динамике реального боя, нежели их чересчур формализованные японские собратья.

Как бы там ни было, и ката, и тао-лу вернее всего было бы рассматривать в качестве незаменимого средства шлифовки и демонстрации технического арсенала школы в идеальном исполнении, что делает возможной передачу знаний новым поколениям учеников почти без искажений, а также позволяет отрабатывать плавный ритм перемещений и поворотов синхронно с ритмом вдохов-выдохов, то есть попросту осуществляется постановка дыхания в ходе достаточно интенсивной, длительной работы.

Несомненно и то, что медитативный аспект является важной составляющей хорошего исполнения, если понимать термин «медитация» дословно, то есть как «сосредоточение». Всякий, кому доводилось видеть настоящих мастеров ката, не могли не заметить особенную отрешенность всего их облика, при которой перестают существовать и галдящая публика, и стены зала, и само Небо с Землей. Относительно такого состояния древний китайский рецепт гласит: «Не оглядывайтесь на летящего дракона!»

Это означает, что во время исполнения комплекса даже пролетевший в блеске молний лазурный дракон не должен отвлечь ваше внимание и рассеять концентрацию. Если вы, находясь в процессе работы над формой, способны мимоходом ответить на внезапно заданный вопрос, значит, ваше «погружение» фиктивно и силы будут потрачены впустую. Абсолютная потерянность во времени и в пространстве — вот единственное допустимое состояние для качественного «делания» форм.

Но все вышесказанное так или иначе относится к внешней стороне практики, наряду с которой, естественно, существует сторона внутренняя,

то есть энергетическая. Разброс приоритетов в данном вопросе очень велик, он колеблется от почти полного отсутствия энергетической составляющей в современных «программных» ката и молодежных гимнастических тао-лу — до столь же полного размывания внешних форм в комплексах, скажем, тайцзи-цюань стилей У и Сунь. Иллюстрацией гармоничного сочетания внешнего и внутреннего может служить стиль каратэ Годзю-рю, в частности — его пресловутая ката «твердости» Санчин. Существует еще целый ряд аналогичных форм, в которых интенсивная дыхательная и энергетическая работа бесконфликтно накладывается на отчетливые стилевые манипуляции и перемещения. Что любопытно — подобные ката почти всегда относятся к разряду м`астерских и знаменуют собой высшие степени проникновения в технику школы.

Но если во «внешних» формах любые личные фантазии, перестановки и нововведения, мягко говоря, нежелательны, то в случае вдумчивой и углубленной проработки форм «внутренней» ориентации всякая самодеятельность способна причинить отнюдь не воображаемый, а самый настоящий вред здоровью. Каждая одиночная форма, входящая в цепочку такого комплекса, имеет свой собственный механизм воздействия на протекание энергии и, соответственно, тем или иным образом реально влияет на скорость и направление этих потоков. То, что мы зачастую никак не ощущаем работу этого механизма, совершенно не сказывается на его эффективности, а плавный ход бестелесных колес делает свое дело, осознаем мы это или нет.

Соединение одной формы с другими — задачка еще та!

Любая старая «цепочка» создавалась патриархами стиля на основе глубокого внутреннего чувствования всей полноты взаимодействия Ци, Цзин и Шэнь, поэтому самонадеянные попытки «улучшить» или изменить что-либо в устоявшейся структуре равносильны стремлению отредактировать симфонию Моцарта. Все мы, дети атомного века, в данном вопросе не более чем карлики, стоящие на плечах былых гигантов, а потому самое большее, что мы можем себе позволить, — это благоговейно и старательно изучать бездонное наследие времен, когда у людей хватало времени и таланта неторопливо проникать в утонченные аспекты земного бытия. Увы, вектор мастерства направлен в прошлое в полном соответствии с китайским мировоззрением, подразумевающим движение отнюдь не к светлому царству радости из бездны мрака ушедших столетий, а наоборот — от чертогов «золотого века» к сумеркам, хаосу и разрухе. Возможно, когда-нибудь, на новом витке эволюционной спирали и произойдет повторный всплеск мастерства в боевых искусствах, но вряд ли нас утешит перспектива нескольких веков ожидания. Все, что остается на нашу долю, — созерцать упадок, стараясь, по мере сил, сберегать немногие крупицы тающих знаний.

Если кому-то показалось, что я хватил через край, могу подкрепить сказанное примерами из жизни. Вот слова современного мастера тайцзи-цюань Чжоу Цзунхуа:

«У Яна Чэнфу было четверо сыновей. Все они до сих пор преподают тайцзи в Гонконге и на Гаваях. Для нынешних времен их мастерство очень даже неплохое, но, сравнивая их с предшественниками, можно только глубоко вздыхать.

Один из учеников Яна Чэнфу — Чжэн Маньцин (1901–1975) — достиг высочайшего уровня для нашего времени.

Однако Чжэн всегда напоминал ученикам, что точно так же, как для них велико его мастерство, для него было велико мастерство его учителя. Он демонстрировал, как никто не мог положить на него руку, но сам он не мог увернуться от пальца Яна Чэнфу или стряхнуть палец, когда тот его уже коснулся».

К этому можно было бы добавить лишь то, что сам Ян Чэнфу не представлял ровным счетом ничего в сравнении со своим отцом, Ян Цзянем, который, в свою очередь, был слабым эхом легендарного Яна Лучаня.

Если вас не убеждают примеры из истории тайцзи, возьмем развитие каратэ. Скажите, кого из лучших теперешних мастеров можно поставить рядом с Тётоку Кьяном или даже с не столь давно канувшим в царство теней Ямагути Гогэном? Шагнув еще глубже в прошлое, мы поднимаемся на следующую ступень мастерства и видим имена Мацумуры Сокона, Кодзё Уэката, а уж совсем в тумане мерцают неведомые нам китайские реликты, передавшие крохотную частичку информации ученикам-островитянам. Такая же картина наблюдается во всех без исключения направлениях и школах. Насколько непостижимым для нас является искусство Морихэя Уесибы, настолько же великим для него самого было мастерство его учителя Такеда Сокаку.