Лунная дорога (с иллюстрациями)
Шрифт:
Танкетка приволокла в железных руках глыбу камня, которая не уступала постаменту памятника Петру в Ленинграде. Ее положили у самого края пропасти.
Трамплин был готов.
Побледневшая Эллен наблюдала, как танкетка, примеряясь, чуть въехала на насыпанную крутую каменную горку. Трамплин обрывался на краю трещины. Эллен с сомнением измеряла глазами расстояние до противоположного края. Трудно было поверить, что машина долетит до него.
Петр Громов угадал ее мысли. Он сказал:
– На Земле лава вулканов, выброшенная из кратера, тут же стекает по склонам. На Луне тяжесть меньше и лава пролетала над поверхностью десятки километров, образуя кольцевые хребты цирков.
– Ну, это еще не доказано!
– запротестовал Аникин.
– Сейчас убедишься.
– Евгений с танкеткой уподобился вылетающей из жерла вулкана каменной глыбе.
Танкетка забралась высоко на горный склон и замерла там, словно не решаясь ринуться вниз.
В шлемофонах ощущались шорохи, похожие на шум дождя. Они доносились с Земли, из лаборатории дальнеуправления, в которой было открыто окно.
Но вот танкетка двинулась, помчалась, подпрыгивая на камнях, кренясь то в одну, то в другую сторону. Бег ее все ускорялся, она уже пролетала по десятку метров над камнями, снова касалась их и вновь взлетала, готовая совсем оторваться от поверхности. Нужно было обладать феноменально быстрой реакцией и точной интуицией, чтобы рассчитать на три секунды раньше толчки и повороты танкетки. Ведь Евгений видел все с опозданием на полторы секунды, и столько же тратилось на то, чтобы его команда достигла аппаратов танкетки.
Совершенно беззвучно, подпрыгивая и грохаясь на камни, танкетка подлетела к трамплину, задела его одной гусеницей, накренилась и вдруг вывернулась, не опрокинулась, оказалась на узкой взбегающей дорожке. Еще мгновение - и она, устремляясь носом к звездному небу, сорвалась с вертикального обрыва и, как по воздуху, которого нет на Луне, подобно выпущенному снаряду, полетела над мрачной пропастью.
За ней змеилась веревка…
Танкетка достигла высшей точки полета и стала падать в пропасть. Для тех, кто смотрел сверху, казалось невозможным, что она долетит до другого края.
Эллен вскрикнула и отвернулась.
– Ох, черт возьми!
– простонал Том Годвин.
– Есть!
– крикнул Аникин.
– Ну и молодец!
Танкетка пробежала несколько метров по камням и остановилась.
Петр Громов обнял Эллен за плечи. Аникин и Годвин стали натягивать провисшую через пропасть веревку. Другой ее конец был так далеко, что она казалась там светящейся ниточкой на фоне черного провала, глубину которого невозможно было даже представить.
– Не удивлюсь, - тихо сказал Петр Громов, - если здесь почувствуется дыхание еще неостывшей планеты.
– Вы хотите сказать, что там, куда можно сорваться, - не просто холодная тьма, а расплавленная магма?
– подняла на него глаза Эллен.
– Я знаю, что это за красные пятна на той стороне! Если бы я мог перепрыгнуть, как танкетка, я был бы уже там. Мы переправимся с вами вместе первыми…
– В вагончике канатной дороги над Ниагарой мне казалось, что я сорвусь. Внизу были пенные струи, как на мраморе.
– Канатная дорога готова, - отозвался Аникин.
– Только вместо вагона крюк.
Натянутая между трамплином и танкеткой веревка шла круто вниз, провисая над черным проемом.
Громов решительно подошел к трамплину.
– Аленушка!
– неожиданно ласково позвал он Эллен.
Эллен подняла брови, улыбнулась и покорно подошла.
Том Годвин дотронулся до руки командора.
– Обязан вам жизнью. Сейчас речь о большем.
Громов кивнул.
Аникин надел на веревку крюк и приспособил к нему веревочную петлю, в которую можно было вдеть одну ногу, как на гигантских шагах. Потом накинул на канат вторую веревочную петлю для торможения.
Петр Громов скрепил свой пояс с поясом Эллен.
Том Годвин хотел было попрощаться с Эллен, но Громов свирепо взглянул на него, и он отступил. Аникин вел себя так, словно ничего особенного не происходит.
Вниз по канату скользнули две тесно обнявшиеся фигурки. Скафандры казались ослепительными на фоне черноты провала.
Эллен не хотела смотреть вниз, но она не простила бы себе, если бы не взглянула.
В бездне густела неимоверная чернота, как в космическом небе, даже еще темнее, потому что не было звезд. Впрочем, если не звезды, то что же светилось там, в глубине? Или это причуды головокружения?
Нет! У Эллен не кружилась голова. Она упивалась свободным полетом, не чувствовала собственного веса, не замечала поддерживавшей ее веревки. Рядом был могучий человек, для которого она была легче пушинки, который заставлял ее летать. И она летела! Это было самое острое, самое невозможное ощущение… Нет! Наслаждение! Какое бывает во сне, когда одного усилия воли достаточно, чтобы оторваться от земли, взмыть над миром, парить торжествуя!
Движение стало замедляться, полет прекратился. Громов уперся ногами в камни и помог Эллен встать. Он легко приподнял ее одной левой рукой.
– Мы летали, - слабо сказала она.
Громов опустился на колени, снимая с камней странный красноватый налет.
– Жизнь! Слышите, Аленушка, это жизнь!
Он растирал на перчатке что-то, подобное плесени.
– Жизнь?
– удивилась Эллен.
– А это?
– И она указала на беспомощно расстелившуюся на камнях гусеницу.
Петр Громов выпрямился. Только сейчас он понял, какая страшная авария произошла с танкеткой при ударе. Глаза его тревожно сузились, но на губах еще держалась торжествующая улыбка ученого, открывшего жизнь на Луне.
Г л а в а в о с ь м а я
ПЕЩЕРА СОКРОВИЩ
Первые люди на Луне молча стояли над разбитой машиной. Полусфера сделалась молочно-белой. Изображения на ней не было. Танкетка казалась пустой.
Аникин и Петр Громов определили повреждения. Порвалась гусеница, лопнул поддерживающий ролик. Были обрывы в радиосхеме телевизионного устройства. Нужно было восстановить и питание аккумуляторов от солнечных батарей. Часть полупроводниковых элементов должна была находиться на солнце, а часть в тени. Перепад температур более ста градусов обеспечивал большую мощность. От удара щиток, создававший тень, отлетел и потерялся.