Лунная льдинка

Эйлат Гидеон

— Ах ты, горбатая свинья! — возмутилась шемитка. — Ты не боишься, что этот единственный выживший проткнет твое мерзкое брюхо, а?

— Очаровательная Дорида, — последовал невозмутимый ответ, — ты одна может безбоязненно осыпать меня ругательствами, ибо у тебя нет ни малейшего шанса пройти испытание. После того случая в опочивальне я вычеркнул тебя из списка претендентов. Тебе действительно удалось расправится с одним из моих слуг и найти приятелей, но это просто недоразумение. Всем остальным я советую

не плевать в колодец — или правильнее сказать, из колодца? Я не люблю нелестных отзывов о своей внешности.

Он умолк, и из дюжины отверстий вокруг светлого пятна ударили сильные струи холодной воды.

— Ну что ж, — глухо произнесла Саба за спиной Конана, — плетью обуха не перешибешь. Давайте разбираться, кто из нас самый предсказуемый.

Конан обернулся и увидел в руке обнаженной красавицы бронзовый нож. Фефим с печальным вздохом достал длинный тонкий кинжал, Дорида выругалась и схватилась за короткий меч. Пролаза затравлено посмотрел на товарищей по несчастью и вытащил из-за пазухи шпильку с обломанным зубцом.

— Ему только того и надо. — Киммериец мотнул головой, указывая вверх.

— А что посоветуешь делать? — Жонглер косился по сторонам — то ли выбирал, на кого напасть, то ли ждал атаки.

— Дорида, сердце мое, — увещевающе произнесла Саба, — тебе-то какой резон дергаться? Все равно Очаровашка тебя прикончит. Слышала, что он сказал? Ты его больше не интересуешь. Лучше отдай мне меч и отойди в сторонку, а? Это уже не твоя игра.

— Заткнись, дрянь бесстыжая! — буркнула Дорида, приподнимая меч. — А что с тебя начну.

— Погодите, — сказал Конан. — Я попробую с ним договориться.

— Шутишь, котик? — Саба фыркнула.

— Саба, тебе же ясно сказано: заткнись, — сказал киммериец. — Убери нож. Если до драки дойдет, у тебя не будет ни малейшего шанса. Я тут самый предсказуемый. Всех положу! Или кто сомневается?

Саба снова фыркнула, но остальные промолчали, мрачно глядя на огромного северянина и его двуручный меч. И светловолосая разбойница не посмела сказать «я сомневаюсь».

Конан достал из-за пазухи маленький сверток. Развернул на ладони кожаный лоскут, двумя пальцами поднял нечто желтое, плоское, блестящее. Показал всем.

— Лунная Льдинка! — выдохнул Фефим.

— Ух ты! — восхитился Пролаза.

— Какая прелесть! — хором воскликнули женщины.

Лунная Льдинка играла мириадами оттенков желтого. Под снопом рассеянного света, что падал с потолка, ее грани рождали тысячи миниатюрных чарующих сполохов. По стариной хауранской легенде, тот, кто хоть раз видел этот редчайший шестиугольный кристалл, влюблялся в него на всю жизнь.

— Откуда он у тебя? — спросил Фефим.

— Так это ты прикончил Халима Баши? — улыбнулась Саба.

Конан не ответил. Он шагнул к Пролазе. Тот в страхе отпрянул,

но киммериец поймал его за шиворот. Подтянул к себе, сказал несколько фраз и отдал веревку и свой кошелек.

Потом Конан обернулся к Фефиму. Тот выслушал и кивнул.

— Попробую.

— Второго шанса он нам не даст, — предупредил киммериец. Они уже стояла по колено в воде. И не спешили подняться на верхнюю, пока еще сухую, ступеньку.

— Паквид! — закричал Конан во все горло. — Паквил Губар! Ты слышишь меня? Это я, Конан! Я хочу откупиться. Я готов отдать Лунную Льдинку!

Отверстие на миг потемнело — Паквид Губар заглянул в колодец. Конан держал Льдинку на поднятой ладони, она сверкала даже в полумраке. Шум воды стих — холодные струи больше не хлестали в каменный мешок.

— Лунная Льдинка бесценна, — сказал киммериец. — По крайней мере, она стоит гораздо больше, чем твой особняк вместе со всем золотом. Смотри, Паквид, — разве она не прекрасна? И она будет твоей, если отпустишь нас живыми.

— А если, — хрипло спросил Паквид, — я отпущу только тебя?

— Всех! — отрезал Конан. — Таково мое условие. Если не согласен, будем и дальше играть в твою игру, но сначала я разобью Льдинку вдребезги. А за осколки ты не выручишь и гроша. Что тут думать, Паквид? Соглашайся.

— Отдай Льдинку, — сказал Паквид, — и уходи со всем золотом.

Конан рассмеялся.

— Привык торговаться, ростовщик? Что ж, я поднимаю цену! Наши жизни и это золото, на меньшее я уже не согласен.

Паквид помолчал. Затем неуверенно произнес:

— Зачем мне этот камень? Он же заговорен, его нигде не спрячешь.

— В твоем замке такие заговоры не действуют, — уверенно возразил Конан. — Зря ты, что ли, колдовству учился? Умеешь прятать краденое.

— На худой конец, дашь на лапу начальнику стражи, — крикнула Саба, — он тогда днем с огнем твой камешек не найдет.

Снова наступило молчание. Паквид боролся с соблазном.

— А вдруг это подделка? — произнес он наконец.

— Шутишь? — усмехнулся Фефим. — Лунную Льдинку подделать невозможно.

— У меня глаза слабые, — солгал Паквид. — Вижу, светится что-то, да только не разглядеть…

— Ладно, — уступил Конан. — Посмотреть дадим. Саба, ты самая легкая, забирайся ко мне на плечи. Подними Льдинку на ладони, да только смотри, как бы он не сцапал. С него станется.

— Да ладно тебе, — сказал Паквид. — Я же так высоко. Мне до нее ни за что не дотянуться.

Конан ухватил Сабу за мокрые голые бедра, подсадил; она кошкой вскарабкалась на его широкие плечи. Фефим и Пролаза неторопливо поднялись по лестнице.

Саба подняла руку; на ее ладони плясали желтые огоньки. Они чуть померкли, когда в потоке закрылось отверстие — Паквид приник к нему лицом.