Лунное сияние
Шрифт:
— Мы справимся, Лу, — он нежно перехватил их и вернул на место. — Справимся. Все пройдет.
— Пройдет? Ты сейчас серьезно? — никогда не впадала истерику, но по внутренним ощущениям была близка к ней. — Кто справится? Мы? Нет никаких мы! Я тебя не знаю, — по моим щекам побежали предательские слезы, а губы задрожали. Я была растеряна, напугана, покалечена и ничего не понимала. Адам не стал ничего мне говорить. Он просто сел вплотную и заключил в крепкие объятия. И в тот момент впервые после пробуждения позволила себе разрыдаться. Он гладил мою спину, размеренно и шумно дыша в макушку, а я плакала.
Не могу сказать, сколько прошло времени до того момента, как выдохлась. Как только это случилось, сон увлек меня в свои сети, а теплые чужие объятия стали на время моей колыбелью.
***
Результаты обследования порадовали моего врача, и мне дали разрешение на вылет. На этом заканчивалось мое пребывание в больнице, но не лечение. Мне предстоял огромный восстановительный период, который мог занять месяцы.
С Адамом мы больше не говорили — он поддерживал меня, принимал решения и постоянно был рядом, но более не предпринимал попыток со мной сблизиться. И за это я была ему безмерно благодарна — с меня спало давление неподъемного на этот момент морального груза.
По прилету нас никто не встречал — Адам вскользь упомянул, что довезет меня до дома. Там меня уже ожидали родители и близкие мне люди. Мужчина посчитал, что так будет лучше, и я была с ним согласна. Перелет довольно вымотал, и мне очень хотелось оказаться в своей кровати. Не заметила, как снова уснула — в последнее время довольно часто так делала. Проснулась на уже знакомых руках, укладывающих меня в постель. Привычные запахи окутали меня, и я приоткрыла глаза.
— Спи, все подождут, — хрипло прошептал Адам, накрывая меня одеялом. — Я пойду. Увидимся позже.
— Подожди, — дотронулась до его руки. — Я хочу кое-что сказать, — он нахмурился и присел на край кровати. — Я очень благодарна тебе. Правда. Не знаю, что буду делать дальше. Вернется ли память? Буду ли я рисовать так, как рисовала? На это могут уйти месяцы. Годы. Возможно, и вся моя жизнь. Ты ведь понимаешь, что это значит? Я вижу боль в твоих глазах от того, что не могу вспомнить тебя… нас. Я не могу дать того, чего ты так жаждешь. По крайней мере… пока. И не могу тебе обещать, что смогу.
— К чему ты клонишь? — спросил серьезно, но по выражению его лица стало понятно, что он знал ответ на свой вопрос.
— Не нужно. Живи дальше. Это лучшее, что могу дать тебе на этот момент. Сохрани наши воспоминания и живи дальше.
— Ты как-то сказала мне, что живешь чувствами, а я — холодным рассудком, — внезапно мужчина улыбнулся. Это улыбка не имела ничего общего со счастьем. Скорее — с душевным горем.
— Это на меня похоже, — грустно улыбнулась ему в ответ.
— Ты не хотела начинать наши отношения, потому что боялась, что после их возможного окончания от тебя ничего не останется. Что после меня не будет тебя. Знаешь, в чем ирония наших судеб, Лу?
— Не знаю.
— После тебя не стало меня. Знаешь, какими были твои последние слова перед аварией? Ты сказала, что любишь меня. А я не успел ответить взаимностью, потому как кроме шума и криков боли ничего не услышал. Каждую следующую ночь мне снились эти крики. Как будто я вновь и вновь переносился в ночь аварии. Мы должны были провести отпуск вместе в шале в горах, а в итоге — разделили больничную палату на двоих, — он тяжело вздохнул. — Ты перевернула мою размеренную, удобную и просчитанную жизнь с ног на голову. Моя личная катастрофа, — грустно усмехнулся. — И лишь потому, что люблю тебя, отступлю назад, — я вздрогнула от неожиданного признания. — Но это не означает, что я откажусь от тебя, — он придвинулся ближе, обнял меня и поцеловал в макушку. — Я всегда буду рядом. И мне плевать, сколько тебе понадобится времени, что вспомнить нас. У нас вся жизнь впереди. А если воспоминания не вернутся — создадим новые, — его объятия стали на мгновение крепче, после чего он отпустил меня. — А пока… я отступлю, — он наклонился куда-то вниз, и через секунду на моих коленях оказалась коробка. — Тут твои вещи, а еще — новый телефон. Мои люди полностью восстановили данные твоего разбитого телефона и загрузили в этот. Мой номер у тебя тоже есть, — он поднялся с кровати. — Отдыхай, Луна. Если что-то понадобится, просто набери мой номер. Или если не понадобится. Отдыхай. Люблю тебя, — попрощавшись, он вышел из комнаты.
Открыв коробку, увидела свои вещи. Единственной незнакомой мне оказался новый телефон. Разблокировав его, обнаружила массу всего. Снимки, переписки, расписание прошедших дней. Адам подарил мне ниточку, хоть и весьма призрачную, так как ничего из увиденного я так и не вспомнила.
Дни превращались в недели, а недели в месяцы. Время неумолимо неслось вперед. Раз в неделю мы пересекались с Адамом по его инициативе за ужином и разговаривали на нейтральные темы. Мужчина сдержал свое слово — он отступил, но не отказался. Не давил, но и не давал забывать о себе. И с каждой новой встречей я все больше расслаблялась в его обществе. Мне было комфортно, несмотря на отсутствие воспоминаний. Родители и друзья отнеслись ко всей ситуации с пониманием и поддерживали как могли. А мама порой даже слишком — она винила себя в случившемся. Я старалась разубедить ее в этом. Она не была виновной в безумии другого человека. Я надеялась, что со временем мама отпустит эту ситуацию и будет жить дальше без сожалений прошлого.
Постепенно моя реабилитация подошла к концу, и я впервые решилась переступить порог своей мастерской. Привычный хаос, творящийся в ней, приятно порадовал меня. Как и то, что смогла держать кисти и карандаши в своих руках. Поначалу было адски трудно, но со временем и этот барьер был пройден мною. Много месяцев минуло до того момента, как я без страха и с уверенностью смогла нарисовать картину. В этот вечер субботы была настолько счастлива, что впервые набрала Адаму сама. Он оказался первым человеком, кто услышал от меня эту радостную новость. Мы отметили это событие за ужином при свечах, после которого любовались на морозное звездное небо и болтали обо всем на свете.
На следующий день решила разобрать завалы мастерской и просмотреть все, что нарисовала до аварии. Ксюша как-то рассказала, что я планировала выставку и была чем-то очень вдохновлена. Не знаю, почему не решилась на это раньше. Возможно подсознательно боялась разочарования, если бы вновь не смогла рисовать. Картины напоминали бы мне об утраченном. А теперь, вернув себе себя хотя бы частично, я хотела заглянуть в этот кусочек своего утерянного прошлого.
Мои мысли прервала трель телефона, призывая ответить на звонок.
— Привет! — весело прокричала в трубку Ксюша. — Ты там пылью не покрылась еще, подруга?
— Нет. Максимум — красками. Судя по твоему веселому голосу, ты хочешь мне предложить что-то.
— А то как же! Я ведь выставку свою перенесла, потому что… Сама понимаешь. Знаю, что ты не помнишь, но ты принимала непосредственное участие в ее создании. Сегодня вечером открытие. Я не говорила раньше — у тебя и без меня хлопот выше крыши было.
— Я буду, — улыбнулась.
— И… как и тогда, приглашение на двоих. Кстати, в прошлый раз ты пообещала мне кавалера.