Лунное золото Революции
Шрифт:
– Понимаю, что подвох, но не понимаю какой,- сказал Малюков.
– Но впечатлило?
В глазах товарища блестело веселье.
– Впечатлило… Проф, пожалуй, может умом двинуться…
– Не в первый раз.
Федосей тоже улыбнулся.
– То-то и оно… Ну, а как на самом-то деле?
– Окно, бинокль, телефон, - кратко отрапортовал коминтерновец.
– Слишком уж кратко.
– Встал у окна напротив и смотрел на вас в бинокль… Удивляясь человеческой легковерности. Ты ведь тоже поверил? А?
– Поверил…
– Вот. Главное профессор душой воспрял. А то совсем бы зачах в
Деготь кивнул на окно. За стеклом профессор вдумчиво разглядывал телефон и вдруг, уронив его, схватил карандаш и бумагу. Пришла мысль- прощай тоска!
Германия. Пфорцхайм.
Январь 1931 года.
Если планировать на Землю с орбиты, то промахнуться с континентом очень сложно. Все-таки гимназические уроки географии сидят в голове так глубоко, что трудно, практически невозможно, перепутать Европу и Азию, а уж что касается Америки или Африки и того проще. Тут даже двоечнику не ошибиться.
Со странами - сложнее.
Понятно, что Великобританию, Италию или Испанию отыскать не составит труда даже двоечнику, но что делать, например, с Польшей, или Румынией? Где кончается одна и начинается другая? Ни ориентиров, ни надписей…
Ну, худо-бедно можно и с этим разобраться – все-таки реки, горы, озера дают какие-то привязки.
А города? С этим вообще беда. Добро бы, какую громадину нужно было бы отыскать вроде Берлина, Мюнхена или Киля, а если что-нибудь помельче? Что-нибудь такое, что и не на каждую карту нанесено?
Сложно….
Но ничего, справились, хоть и пришлось повозиться.
С Европой Федосей с Дегтем определились быстро и без посторонней помощи. Германию искали уже сообща с товарищем Вилли, а вот с Пфорцхаймом, правда, пришлось помучиться всем, но спасибо товарищу немцу - он географию родной страны в школе учил и нужный всем Пфорцхайм хоть и с трудом, но отыскал.
Городок ничем не отличался от десятка мелких городишек, мимо которых они пролетели. Оказался он невелик, да и та малость была так войной пожевана, что даже сверху не разобрать было, что там целое, что нет.
Хваленой немецкой аккуратностью тут уже и не пахло. Война прошлась по всему городу, а кое-где даже подзадержалась –в развалинах еще стреляли, сверху видны были острые вспышки пулеметных очередей – рабочие отряды отбивались от наседавших французов.
Оккупанты вошли в город с запада, заставив оборонявших город «спартаковцев» отступить. Прибывшие день назад на помощь коммунистам коричневорубашечники Рэма с двумя бронеавтомобилями «Бюссинг» помогли остановить французский напор и к этому моменту в городе установилось равновесие, которое вот-вот должно было быть нарушено. В помощь дружинникам, оборонявшим город, выдвигался еще один отряд «спартаковцев», а «Иосиф Сталин» вез для них оружие.
Такими перевозками они занимались вот уже две недели. Как простые извозчики первые космонавты забрасывали в отряды восставших оружие и боеприпасы. Обычно дальше тыловых складов они не летали, но сегодня день случился особенный. По просьбе немецких товарищей срочно нужно было доставить груз оружия прямо в боевые порядки. Неожиданное наступление французов создало угрожающую обстановку в районе Пфроцхайма, а так как быстрее них никто на Земле не летал, то, значит и не мог быстрее доставить
Дёготь с сомнением посмотрел вниз, на черно-белые развалины, еще чадившие свежим дымом.
– Тут? Точно тут?
Последнее слово было за немцем.
– Снижайтесь, - уверенно сказал товарищ Вилли.- Прилетели.
– Ну и куда тут? – вопросил Федосей, зависнув над закопченными обломками. – Где здесь судьба Германии решается?
– Есть тут хорошее место, - объяснил немец, - ровное. Как раз то, что нужно. Его ракетами обозначат. Никто нас там не увидит и от позиций наших недалеко…
С сомнением покачав головой, Федосей стал потихонечку опускать аппарат. Ровного места тут он не видел. Не ровен час поломаешься при посадке, и что тогда делать?
Земля приближалась, прорисовываясь неприглядными подробностями.
Окраина города пострадала во время боёв меньше чем центр, но и тут хватало примет прокатившейся войны.
Дёготь толкнул товарища.
– Вон. Смотри. Сигнал.
Левее, за обломками кирпичной трубы простирался довольно ровный кусок земли. Метров тридцать на пятьдесят. С земли вверх ударили две красных ракеты, сошедшихся как раз над площадкой.
– Здесь, что ли?
Немец молчал, покусывая губы.
Секунд десять Деготь разглядывал площадку обозначенную ракетами. Ровной-то она была, но теперь на этой «ровности» там и тут лежали куски стен, кучи мусора и даже лежало разбитое орудие. Сесть-то тут они, пожалуй, сядут, но как людям по этим кучам ящики таскать? Это ж мука какая…
– Нет, - решительно сказал он. – Мы тут не сядем… Во-о-о-он туда отлетим. Там поровнее будет.
Там, куда он указывал, и правда имелась ровная площадка, окаймленная полуразрушенными стенами.
– Так.. Давайте-ка вниз, товарищ Вилли. Садимся….
Плавно снижаясь «Иосиф Сталин» отлетел на полкилометра в сторону и там коснулся пламенем выхлопа снега. В одно мгновение тот испарился, растворился в развалинах. Аппарат ощутимо качнулся, касаясь земли, внизу затрещали ящики.
– Всё… Прибыли.
Малюков щелкал переключателями на пульте.
– Теперь только раз….
«Иосиф Сталин» вздрогнул и медленно стал крениться. Медленно, но неотвратимо, словно многотонный Александрийский столп. Федосей ухватился за подлокотники, стараясь удержаться. Внизу затрещали доски, железно загрохотало, заорал товарищ Вилли, но «Иосифу Сталину» наплевать было на все эти крики и трески. Неторопливо, даже в какой-то степени величественно, он продолжал крениться, словно попавшее под шквал парусное судно. За грохотом рассыпающихся ящиков пилоты услышали противный скрежет, словно по стальному боку яйца скребла стальная же лапа. Длинный скрежет сменился треском и Федосей почувствовал, как пол уже не кренится, а по-настоящему уходит из-под ног. Движение корабля стало стремительным. Пилота выбросило из кресла, покатило вниз, к люку. Он успел зацепиться за кресло. Тут треск сменился грохотом раскалывающегося камня, и все остановилось. Космонавт застыл в нелепой позе собиравшегося упасть, да так и не упавшего человека. Над Федосеевой головой медленно раскачивались наградные часы на тяжелой серебряной цепочке и шептал что-то матерное Дёготь. Часы указывали не на пол, как им бы полагалось, а на заслонку иллюминатора.