Лунные дороги
Шрифт:
Всеобщее ликование! Детский восторг усугублялся тем, что дед Петр после распевания песни, выдавал монпасье. Слипшиеся горошины таяли в щербатых ртах ребятишек.
Петр был отцом тети Нелли Чухряевой — лучшей подруги Марии Константиновны. Тетя Нелля была веселая хохлушка. «Никак, не могу тебя догнать, Маруся! У тебя уже пятеро ребятишек, а у меня только трое!» лукаво подбоченясь, жаловалась она на судьбу.
Женщины ходили
С тетей Неллей у Наташи связано одно из самых щемящих воспоминаний. Вскоре семью Чухряевых отправили служить в Германию. Расставание было тяжелым, казалось, навсегда. На прощанье семья Чухряевых торжественно вручила семье Аринбасаровых жестяной домашний скарб. Уехали. Какой-то кусок жизни прожит.
Через несколько месяцев приходит почтальон с пыльным взглядом, вручает маме извещение на посылку. Мария Константиновна уверяет: «Это ошибка. Нам не от кого получать посылки». «Нет, это вам!» — сердится почтальон. Мария Константиновна пригладив волосы, побежала на почту. Ей вручили огромный ящик, еле домой доволокла.
Вся семья сгрудилась над посылкой. Стоят, чего-то ждут. Маруся дрожащими руками начала открывать коробку. И вдруг оттуда свет изобилия! Чего там только не было! Это-то в те нищие года послевоенных лет. Тетя Нелля всем прислала чудесные подарки — белье, рубашки, сладости, там была дивной красоты коробка конфет в виде серебряного сердечка. От восторга Наташины глаза сделались узкими щелочками. Утевле Туремуратович смущенно улыбался. Когда извлечение подарков окончилось, Мария Константиновна расплакалась, она впервые в жизни получила посылку.
Пятьдесят лет Маруся хранила на память несколько красивых вещей, присланных подругой из Германии, через полвека решилась раздать детям. До сих пор у Натальи Утевлевны есть шелковая ночная рубашка и белье из той памятной посылки.
По утрам Мария Константиновна весело будила детей: «Ребятки, вставайте! Какао горячее!». В подросшем палисадничке, где зеленело и Наташино деревце, вся семья пила какао со сладкими пышками. Пышки! О, их величество ПЫШКИ — сладость детства! Мама жарила их в масле, милые пышечки покрывались оранжевой корочкой, аппетитно хрустящей на зубах.
По прошествии не одного десятка лет Наталья с сыном Егором зачитывались «Карлсоном, который живет на крыше». Всякий раз доходя до места, где Карлсон похищал у домоправительницы плюшки, Наталья вспоминала мамины пышки.
Время было голодное, особых гастрономических изысков в доме Марии Константиновны не было. Она готовила просто, но не мелочась — тазами и ведрами. Семь вопрошающих ртов — не шутка! Пищу приготовляли на коптящих, ядовито шипящих керогазах и примусах. Сварит ведро картошки в мундире, поставит на стол, откроет крышку, а оттуда валит пар клубами, рядом стоит миска с хлопковым маслом и плошка поменьше с крупной солью. Ах, как вкусно — хватать картошку! Обжигая пальцы, снимать мундир и макать голую картофелину в масло и в соль. Или с раннего утра Маруся вставала воевать с борщом. Эта битва неизменно оканчивалась маминой победой, чему свидетельствовала огроменная кастрюля из солдатской кухни с пахучим супом. Сидит Наташа, хватая голодными ноздрями благоуханье капусты, и трескает за обе детские щеки. Или Мария Константиновна нарубала крупными рубиновыми кусками полный таз винегрета. Какое объедение! В те времена мясо было не частый гость, да его и не очень-то ждали. Жара — особенно мясо не потрескаешь, после него в животе будто
Холодильников не было. Солдаты построили сарайчик, в нем ровнешенько зацементировали пол, который своей благородной гладкостью походил на мрамор. На холодном полу сарайчика с комфортом скрывались от зноя дары азиатских рынков. На зиму Мария Константиновна вешала на натянутую проволоку грозди винограда. На черенок одевалась виноградинка, и вся ветка сосала сок из жертвенной ягодки, таким образом, гроздь оставалась свежей. Как только кормящая виноградинка высыхала, Мария одевала на черенок другую, и вся семья ела свежий виноград даже на Новый Год.
Раз в неделю женам офицеров давали грузовую машину, чтобы ехать на базар. Мария Константиновна страсть как любила «базарные» поездки. По дороге в открытом грузовике женщины пели. В те времена люди вообще все время пели. На обратном пути заезжали в пивную, пили холодное пиво. Терпкий напиток прохладной струйкой спускается вниз, замирает в желудке и туманным блаженством расползается по всему существу. Это были нехитрые, но тем более дорогие радости армейской жизни.
С базара женщины привозили огромные арбузы уныло-продолговатой формы, кожа их была болезненно-салатового цвета, но внутри они были сахарно-красные; золотые чарджоуские дыни; щекочущие нос персики; виноград — «дамские пальчики», Наташа сама себе завидовала, когда его лопала; помидоры — «бычье сердце» весом в полкило — все это дети могли есть от пуза, сколько хотели. Несмотря на очень скромную жизнь, Аринбасаровы очень здорово питались.
Сливочное масло было большой редкостью, в основном мама готовила на топленом коровьем жиру. Масло, редкую драгоценность, нужно уметь хорошо сохранить — Мария заливала его водой в стеклянной банке. Этим незамысловатым способом Наташа, став взрослой, часто пользовалась в киноэкспедициях, где никогда нет холодильников.
Я с такой навязчивой подробностью описываю снедь Натальиного детства, что не смею не упомянуть о знатном едоке в их доме, о Татьяне. Когда целуешь Таню в румяные щечки, они пахнут яблоком, как будто она их старательно натерла кусочком яблочка. Справедливости ради, надо сказать, что ее щеки ничуть не уступали этому душистому плоду в округлости форм. Танечка — солнце, солнышко — всегда яркое, озорное, лучистое.
Была и другая Таня — худенькая, с прозрачными ручками, заплаканным личиком, ей было одиннадцать месяцев, она умирала от диспепсии. Мама лежала с ней в больнице, врачи сказали, что не могут спасти девочку. Любая пища, съедаемая Таней, тут же выливалась из нее. Как судьба умеет зло смеяться! Татьяна, которая еще несколько недель назад ела в два раза больше, чем ее старшая сестра, умирала от истощения. Родители сходили с ума.
Один из папиных солдатиков (папа тогда был майором и начальником штаба) посоветовал поехать к его родителям в Россию, в деревню Высоковск. Мама с папой быстро собрали четверых детей, Наталье тогда не было и трех лет, младшенький брат Миша еще не родился. Отправились в Высоковск.
Простая русская женщина, которая видела Аринбасаровых в первый раз в жизни, приняла большую семью — шесть человек, со всем гостеприимством, какое было возможно в то время. Она спросила у Маруси: «Тебе все равно сказали, что она умрет — давай лечить по-нашему». Тетушка поила Танечку отваром из лечебных трав и вливала ей в ротик парное молоко.
Прошло несколько дней, все молча сидели в простой избе-пятистенке, с потолка чудно свешивались лохматые пучки трав, напоминая перевернутое поле, ели из общей плошки черноземную синеглазку. Неожиданно Танечка поднялась в кроватке, потребовала: «Дай!». С тех пор ничего не изменилось в ее прожорливых требованиях. И слава Богу!