Лунные драконы
Шрифт:
Она послушно присела на краешек стула, сняла очки.
– Знаешь, зачем я тебя позвал?
– Знаю.
– А вот я не знаю, – он хлопнул ладонями по столу. – Это правда, что ты спишь с моим сыном?
– Да.
Полянский грязно выругался, встал из-за стола, подошел к ней, сдернул со стула.
– Ты знаешь, что я могу с тобой сделать?! – У него был страшный взгляд, немигающий. От этого взгляда не спасало даже безвременье.
Полина зажмурилась.
– На меня смотри! – Твердые пальцы
– Он не слюнтяй. – Она открыла глаза.
– Защищаешь его? А где он сейчас? Почему он тебя не защищает? – Пальцы соскользнули с подбородка на шею. – Зачем он тебе? Что он может тебе дать? Ты достойна большего, много большего.
Пальцы на ее шее горячие, царапают кожу, сжимают так, что больно дышать. Исчезнуть бы. Или умереть, чтобы ничего этого не было. Ни-че-го...
– Полина, я все улажу. – Шепот тоже горячий, от шепота щекотно и хочется плакать. – Все, что пожелаешь: квартира, машина, положение, деньги. Ни один человек не посмеет сказать о тебе дурного...
– Мне ничего не нужно. От вас...
– Значит, не нужно? – Шепот трансформируется в крик, пальцы сжимаются сильнее. – А давай-ка я тебе кое-что объясню. Может быть, ты слишком расстроена и плохо понимаешь, что происходит.
– Я не стану вашей... любовницей. – Слова колючие, царапают горло, мешают дышать.
– Станешь. – Он больше не кричит и, кажется, не злится, смотрит ласково, гладит по щеке. – Я даже готов пойти тебе навстречу, одной ночи достаточно. Подумай, всего одна ночь – такая малость.
Она откажется. Вот только выдохнет слова-колючки и откажется.
– Не торопись, Полина, подумай. Не хочешь о себе, подумай о нем. Я могу превратить его жизнь в ад. В июне ему исполнится восемнадцать. Одно мое слово – и прямо со школьной скамьи он загремит в армию. Прощай, мединститут, прощай, мечта! Я даже пальцем не пошевелю, чтобы ему помочь. Наоборот, я использую все свое влияние, чтобы он попал в такое место, по сравнению с которым Чечня покажется санаторием. Так и будет, можешь мне поверить.
Она верила. Верила каждому его слову. Если когда-то он не пожалел пятилетнего мальчика, то не пожалеет и восемнадцатилетнего. Страшный человек, бесчувственный, беспринципный. Ради забавы, сомнительного удовольствия заполучить женщину хотя бы на одну ночь он готов сломать жизнь единственному сыну. И сломает...
– У тебя есть мой телефон, – он оттолкнул ее резко, грубо, так, что она едва удержалась на ногах. – Суббота – крайний срок.
– Если я соглашусь, вы не сделаете то, о чем говорили?
– Вот видишь, ты уже торгуешься. Не волнуйся, я человек слова. Как только я получу свое, можете катиться ко всем чертям – оба. Если, конечно, он захочет довольствоваться объедками с моего стола. Или если ты не передумаешь. Я жду до субботы. Теперь убирайся, у меня еще много дел.
Света ждала ее у подъезда, сидела на скамейке, курила.
– Полина, где тебя носит?! Я жду-жду, – подруга проводила внимательным взглядом уезжающую «Волгу».
– Ты уже знаешь? – Зачем спрашивать, ведь и так видно.
– Уже вся школа знает. Ну и номер ты отколола! Правда, что ли?
Они сидели на кухне: Света курила одну сигарету за другой, а Полина рассказывала ей историю своей первой любви, рассказывала все, без утайки, вместе со словами пыталась вытравить из души поселившуюся там черноту.
– ...И теперь я должна решить, что мне дороже: собственная гордость или его будущее. – Она все рассказала, а черноты меньше не стало. Как обидно...
– А что тебе дороже? – тихо спросила Света. – Что ты решила?
– Что бы я ни решила, я его все равно потеряю. Зачем я ему такая... продажная?
– Ну почему сразу продажная?! – Подруга негодующе взмахнула сигаретой.
– Потому что я собираюсь принять предложение его отца. Понимаешь?
– Понимаю. Ты собираешься переспать с одним, чтобы обеспечить безоблачное будущее другому. Но ведь твоему Сергею совсем не обязательно знать о том, что ты сделала. Так? Просто не рассказывай ему ничего. Что было, то было...
– А как я буду с этим жить?
– Очень просто, как и все остальные. Помучаешься немного и забудешь. Зато Сергей твой останется при тебе. И не смотри на меня так! В жизни есть вещи и пострашнее измены. Тем более что это и не измена вовсе.
– А что это?
– Акт милосердия или, если хочешь, самопожертвования – вот как к этому нужно относиться. Понимаешь? Я ради своего генералиссимуса и не на такое бы пошла. А что ты на меня так смотришь? Тебе нравятся мужчины помоложе, а мне – постарше. Каждому свое.
Полине пришлось выпить рюмку водки, чтобы решиться позвонить Полянскому.
– Я согласна.
– Рад, что ты проявила благоразумие. У тебя есть вечернее платье?
– Есть.
– Вечернее платье, черное белье, чулки, волосы распущены. В девять вечера Паша за тобой заедет, – в трубке послышались гудки отбоя.
Черное белье, чулки, вечернее платье – совершенно конкретные инструкции. Она еще ничего не совершила, а уже чувствует себя проституткой.
Еще одна рюмка водки помогла Полине дожить до вечера.
...Он был одет, как для выхода в свет: элегантный костюм, галстук, сияющие ботинки. От него пахло одеколоном и дорогим табаком. Он смотрел на нее глазами влюбленного мужчины. Словно и не было никаких ультиматумов и унизительных инструкций. Словно это и в самом деле романтическое свидание.