Лунные драконы
Шрифт:
Она снова кивнула, разговаривать не было сил.
– Пойдем, в машине есть минералка, – он потянул ее за рукав.
От воды стало легче.
– Можно сполоснуть лицо? – спросила Полина.
– Без проблем. Хочешь, я уменьшу температуру в салоне?
– Да, пожалуйста.
– Это астенический синдром, так бывает после черепно-мозговой травмы. Это пройдет.
– А амнезия? – спросила она. – Амнезия тоже пройдет?
– Не знаю, – сказал он неожиданно резко.
Хрупкое равновесие было нарушено. Они молчали до самого дома. Полина смотрела
Полянский жил на пятом этаже двухподъездного кирпичного дома в просторной квартире, похожей на студию.
– Проходи, – он оставил Полину на пороге, сам исчез за одной из дверей. – Есть хочешь? – послышалось через пару секунд.
– Нет, спасибо... – Полина поймала свое отражение в настенном зеркале. Она догадывалась, что выглядит не лучшим образом, но то, что явило ей зеркало, превосходило самые худшие ожидания. Наверное, так смотрелись тифозные больные: короткие волосы, ввалившиеся щеки, тонкая шея, костлявые плечи, синева под глазами, гармонирующая с линяло-голубым цветом казенного халата...
– Любуешься?
Она вздрогнула, поспешно отвернулась от зеркала. Полянский стоял в дверях, разглядывал ее отражение едва ли не пристальнее, чем она сама пару секунд назад.
– А есть чем? – Грубить не хотелось. В конце концов, он ведь пытается ей помочь. А то, что смотрит так, что хочется сделаться невидимой, так это не беда. В больнице она привыкла и не к таким взглядам.
– Ну, раньше ты была посимпатичнее. – Полина так и не поняла, шутит он или говорит правду. Скорее всего, правду... – Не стой на пороге, проходи.
Она сбросила больничные тапки, босиком вошла в гостиную, в нерешительности остановилась посреди комнаты, вопросительно посмотрела на Полянского. Что дальше? Что ей теперь делать?
– Может, хочешь принять душ? – нарушил он тягостное молчание.
– Хочу.
Полянский молча вышел из комнаты, но уже через мгновение вернулся с банным полотенцем и сложенной рубашкой.
– Походишь пока в этом. Ничего лучшего у меня нет. Подбором гардероба займемся завтра, если ты не возражаешь.
Полина не возражала...
Пока в его ванне плескалась женщина, которая никогда не должна была появиться в его жизни, Сергей занимался приготовлением ужина – это хоть как-то отвлекало от тяжких дум.
Он взвалил на свои плечи груз, который вряд ли ему под силу, поверив женщине из своего сна, поступил глупо и необдуманно. Сейчас, когда Полина находится под одной с ним крышей, в опасной близости, он понимал это особенно четко. Зачем было бередить старые раны, ввязываться в эту сомнительную историю? Хотелось Игорьку поиграть в частного детектива и спасителя прекрасной дамы – ну и пусть бы себе играл! Друг давал ему возможность выйти из игры, а он, упрямый осел, притащил ее в свой дом...
В коридоре послышалось шлепанье босых ног.
– С легким паром. – Сергей не стал оборачиваться.
– Спасибо, я точно заново родилась.
– Ты всегда испытывала слабость к водным процедурам.
– А что я еще любила?
Он все-таки обернулся, сказал неприязненно:
– Откуда мне знать, что ты еще любила?
Она испуганно моргнула, как-то сразу поникла, и он почувствовал себя скотиной.
Черт, не хватало ему еще и угрызений совести!
– Давай есть. – Сергей швырнул на стол салатницу, с энергией, достойной лучшего применения, принялся нарезать хлеб.
– Наверное, мне нужно было остаться в больнице, – послышалось за спиной.
– Ерунда!
– Нет, не ерунда. – Собирается заплакать или это ему только кажется? – Ты часть моего прошлого, и ты меня ненавидишь. Я не знаю, кто ты такой и что нас связывало. Я вообще ничего не знаю, а ты не хочешь рассказывать...
Страх, который копился в ней все эти дни, с того самого момента, как она очнулась на узкой больничной койке в окружении незнакомых людей, нашел наконец выход. Чтобы не разреветься, Полина крепко зажмурилась. Пусть ей больно и страшно до дрожи в коленках, пусть у нее нет прошлого – она не станет унижаться перед этим человеком.
– ...Кофе и лошади.
Она открыла глаза.
– Что – кофе и лошади?
– Ты любила лошадей и крепкий кофе, – сказал он, нарезая ветчину для бутербродов. – В больнице ты пила кофе?
– Нет.
– После ужина я тебе сварю. Если хочешь...
– Хочу. Мне кажется, я помню его вкус.
– Вполне вероятно. Человек редко изменяет своим гастрономическим пристрастиям.
– А еще я помню, что «Времена года» написал Вивальди. Это что-то значит?
Полянский отложил нож.
– Это значит, что ты любишь классику.
– Может быть, если я вспомнила это, я вспомню и все остальное? – спросила она с надеждой.
– Может быть.
– Но стопроцентной гарантии нет?
– Стопроцентной нет. Радуйся, что не очнулась идиоткой после такой травмы.
– Игорь Владимирович сказал, что это ты меня оперировал...
– Слушай, я голоден как волк. Давай-ка лучше ужинать.
Ну вот, ему не нужна не только она сама, ему не нужна даже ее жалкая благодарность. Полина одернула рубашку, подошла к столу. Есть не хотелось, но она себя заставила, чтобы не обижать Полянского.
После ужина он, как и обещал, сварил им кофе.
– Угощайся. – Чашечка была совсем крошечной, из тонкого, точно папиросная бумага, фарфора. – Больше тебе пока нельзя.
Полина сделала глоток и радостно улыбнулась.
– Ну как? – спросил он.
– Корица, душистый перец, гвоздика, кардамон – кофе по-арабски.
– Все правильно. Это ты меня научила...
Неожиданно для себя Сергей нашел компромиссное решение, гениальное и простое одновременно. Эта Полина не имеет ничего общего с той женщиной, которую он когда-то знал, во всяком случае, до того момента, пока к ней не вернется память. Нельзя винить одну за зло, которое совершила другая. Все правильно. Так будет лучше и спокойнее. Не придется тратить силы на бессмысленную ненависть...