Лунный камень
Шрифт:
— Очень хорошо, — спокойно произнес Мертуэт, — предоставим времени разъяснить это дело. А пока, мистер Брефф, мы должны вернуться к индусам. Путешествие их в Лондоне кончилось тем, что они сделались жертвой новой неудачи. Потерю второй возможности похитить алмаз следует, по моему мнению, приписать хитрости и предусмотрительности мистера Люкера, недаром занимающегося прибыльным и старинным ремеслом ростовщика. Поспешно отказав своему служащему, он лишил индусов помощи, которую их сообщник мог бы оказать им, пустив их в дом. Незамедлительно перенеся Лунный камень к своему банкиру, он озадачил заговорщиков, прежде чем они смогли составить новый план обокрасть его. Откуда догадались
Едва этот вопрос сорвался с его губ, я догадался наконец, для чего индус приходил ко мне вчера.
— Понимаю! — воскликнул я. — Индусы уверены, так же как и мы, что Лунный камень заложен, и им непременно нужно знать самый ранний срок выкупа залога, — потому что именно тогда-то алмаз и будет взят от банкира!
— Я предупредил вас, что вы сами сообразите все, мистер Брефф, если только я кое-что подскажу вам. Через год после того, как Лунный камень был заложен, индусы будут подстерегать третью возможность похитить его. Мистер Люкер сам сказал им, сколько времени придется ждать, и вы, авторитет непререкаемый, подтвердили истину слов мистера Люкера. Когда, по вашему предположению, алмаз попал в руки заимодавца?
— В конце июня, — ответил я, — сколько мне помнится.
— Теперь тысяча восемьсот сорок восьмой год. Очень хорошо. Если неизвестное лицо, заложившее Лунный камень, может выкупить его через год, алмаз будет в руках этого человека в конце июня тысяча восемьсот сорок девятого года. В те дни я буду далеко от Англии и английских новостей. Но, может быть, вам стоило бы записать число и постараться быть в Лондоне в это время?
— Вы думаете, что случится что-нибудь серьезное? — спросил я.
— Я думаю, что я буду в большей безопасности, — ответил он, — между свирепыми фанатиками Центральной Азии, чем был бы, если бы переступил порог двери банка с Лунным камнем в кармане. Индусы два раза потерпели неудачу, мистер Брефф. Я твердо уверен, что они не потерпят неудачи в третий раз.
То были его последние слова. Принесли кофе; гости встали и разошлись по комнате, а мы поднялись наверх, к дамам.
Я записал число, и, быть может, не худо закончить рассказ, переписав сюда эту заметку:
Июнь тысяча восемьсот сорок девятого года. Ожидать известий об индусах в конце этого месяца.
Сделав это, я передаю перо, которое мне более не нужно, тому, кто должен писать после меня.
ТРЕТИЙ РАССКАЗ,
написанный Фрэнклином Блэком
Глава I
Весной тысяча восемьсот сорок девятого года, странствуя по Востоку, я изменил план своего путешествия, составленный несколько месяцев назад и сообщенный тогда моему стряпчему и моему банкиру в Лондоне.
Это изменение вызвало необходимость послать моего слугу за письмами и денежными переводами к английскому консулу в один из городов, который я уже раздумал посещать. Слуга мой должен был опять присоединиться ко мне в назначенное
— Боюсь, что я привез вам дурные вести, сэр, — сказал он, указывая на одно из писем с траурной каймой, адрес на котором был написан рукой мистера Бреффа.
В подобных случаях нет ничего тяжелее неизвестности. Я распечатал письмо с траурной каймой раньше всех прочих. Оно уведомляло меня, что отец мой умер и что я стал наследником его огромного состояния. Богатство, переходившее в мои руки, приносило с собой ответственность; мистер Брефф упрашивал меня, не теряя времени, вернуться в Англию.
На рассвете следующего утра я был уже на пути к моей родине.
Портрет мой, нарисованный моим старым другом Беттереджем в то время, когда я уезжал из Англии, немного преувеличен, как мне кажется. Он по-своему серьезно перетолковал сатирические замечания своей барышни о моем заграничном воспитании и убедил себя, что действительно видел те французские, немецкие и итальянские стороны моего характера, над которыми моя веселая кузина просто подшучивала и которые существовали разве только в воображении нашего доброго Беттереджа. Но, за исключением этого, должен признаться, что он написал истинную правду: я действительно был уязвлен в самое сердце обращением Рэчел и покинул Англию в первом порыве страдания, причиненного мне самым горьким разочарованием.
Я уехал за границу в надежде, что перемена места и продолжительное отсутствие помогут мне забыть ее. Я убежден, что человек, отрицающий благотворное действие перемены места и разлуки в подобных случаях, неверно представляет себе человеческую природу. Перемена и разлука отвлекают внимание от всепоглощающего созерцания своего горя. Я не забыл Рэчел, но печаль воспоминания утрачивала мало-помалу свою горечь, по мере того как время, расстояние и новизна все больше и больше становились между Рэчел и мной.
Но, с другой стороны, на обратном пути действие этого лекарства, так хорошо мне помогавшего, начало ослабевать. Чем более я приближался к стране, где она жила, и к возможности снова увидеться с ней, тем непреодолимее становилась ее прежняя власть надо мной. При отъезде из Англии я скорее умер бы, чем произнес ее имя. При возвращении в Англию, встретившись с мистером Бреффом, я прежде всего спросил о ней.
Разумеется, мне рассказали все, что случилось в мое отсутствие, — другими словами, все, что было написано здесь как продолжение рассказа Беттереджа, исключая одно только обстоятельство. В то время мистер Брефф не считал себя вправе сообщить мне о причинах, побудивших Рэчел и Годфри Эблуайта разорвать свою помолвку. Я не беспокоил его затруднительными вопросами об этом щекотливом предмете.
Для меня было достаточным облегчением узнать после ревнивого разочарования, возбужденного во мне известием об ее намерении сделаться женой Годфри, что по размышлении она убедилась в опрометчивости своего поступка и взяла назад свое слово.
Когда я выслушал рассказ о прошлом, мои последующие расспросы (все о Рэчел!) перешли к настоящему. На чьем попечении находилась она, оставив дом мистера Бреффа, и где жила она теперь?
Она жила у вдовствующей сестры покойного сэра Джона Вериндера, миссис Мерридью, которую душеприказчики ее матери просили быть опекуншей и которая согласилась на это. Я услышал, что они отлично ладят и что сейчас они поселились на время лондонского сезона в доме миссис Мерридью на Портлендской площади.