Лунный нетопырь
Шрифт:
И, точно повинуясь притяжению этой руки, от обезьяньей морды начало отделяться что-то, похожее на маску; прозвучало напевное неразборчивое заклинание, и перед живой обезьяной прямо на столе сидел точный ее двойник.
Уж не таким ли способом был создан и черный эльф?
— Й-й-й-ио! — крикнул создатель косматого призрака, и тот, повинуясь приказу, бросился вперед по столу, злобно ощерившись. Мона Сэниа успела заметить, что на сей раз ничего из посуды не пострадало: волосатые лапы проходили сквозь реальные предметы, что было видно даже при столь скудном освещении.
Внутренний
Оскаленные челюсти щелкнули возле самого носа принцессы, и она невольно отпрянула.
— Ты чего? — удивленно спросил мальчик, снова пристроившийся на колени к ёр-Роёру.
— Запашок, знаешь ли… — прошептала она, чуть ли не виновато, в то же время не без легкого злорадства наблюдая, как обескураженный создатель призрака неловкими пассами уничтожает свое творение.
— Да ну? Это тебе почудилось, ару-Ёрни не умеет творить запаха. — безапелляционно заявил мальчишка. — Ну а теперь попробую я.
Она еще успела подумать, что сей чересчур непосредственный отрок, больше похожий на ощипанного гусенка, чем на ученика чародеев, несомненно, является всеобщим баловнем, которому все дозволено; в следующий же миг пол под нею исчез, и она почувствовала себя парящей над голубой сияющей бездной. Где-то далеко внизу жадно плескалось море, одевая ее отраженным свечением, словно надеясь, что лунное серебро увлечет ее своей тяжестью в погибельную глубину.
Тем не менее, ее ступни продолжали чувствовать под собой твердую опору, а пугаться пустоты под ногами мог кто угодно, только не тот, кто рожден на Джаспере. Мона Сэниа опустила глаза, тихонько улыбнулась и вдруг подумала, что точно так же должен был чувствовать себя вознесенный над морем Рекс… если бы он вообще способен был хоть что-то чувствовать. Ты нашла слово!
— … мы слишком утомлены, чтобы рукоплескать тебе, Фаёли, — доносился меж тем откуда-то издалека скрипучий голос. — Фантазии твоих видений великолепны, но здесь они вряд ли уместны. Проводи эту девочку, которая даже не может осмыслить то, что рисует наш чародейный дар… если, конечно, сам отважишься пройти над блистательной бездной собственных снов.
Непостижимо! Маги бог весть, в котором колене, и не могут уловить, что ее от всех этих низкопробных фокусов охраняют чары гораздо более могущественные, чем те, которыми владеют они все вместе взятые. Они даже не допускают мысли, что она принадлежит к совсем другим разумным обитателям Вселенной, чем столь презираемые ими кампьерры, которых они с высоты своего величия именуют «эти пещерные»…
И только мальчик, задумчиво и совсем не по-детски оглядывающий ее с ног до головы, тихо проговорил:
— Я бы не торопился, я бы не торопился… Но боюсь, что даже я ничего не смогу для тебя сделать. Их вон сколько, а я один. Но я дарю тебе право произнести еще одно слово. Скажи его.
Она пожала плечами: то, что пришло ей на ум, в данной ситуации было просто бессмысленно. Скажи!
— Рекс… — прошептала она, и в тот же миг сияние, озарявшее ее снизу серебряным блеском, исчезло вместе с шумом морского прибоя.
В полутьме снова тихохонько колебались разноцветные
— Пошла, пошла, не до тебя. — Он, тяжело опираясь на край стола, поднялся на кафедру и замахнулся на обезьяну; та проворно скатилась под стол. — Ты, что явилась сюда из варварских подлесий, знай, что мне ничего не стоило бы сейчас вызвать ураган, способный унести тебя обратно в твою зловонную пещеру. Но, во-первых, мы дали слово Лунному Властелину, что наши чары никогда не вторгнутся в стихию воздуха. А во-вторых…
Он уселся в освободившееся кресло, и в душном полумраке этого кабинета, который так не соответствовал ее представлениям о волшебных чертогах, ей снова померещилось, что перед нею ее собственный отец-король, председательствующий в своем диване.
— Во-вторых, ты произнесла слово.
— Ты забываешься, олиё-Омм-олиё! — Визгливый голосок вонзался в барабанные перепонки, как рыбья косточка в больной зуб. — Женщина не может иметь голоса в кафедрионе!
Олиё-Омм-олиё выдержал превосходную паузу — уж этими дешевыми приемами отлично владели и в отцовском диване, и в здешнем так называемом кафедрионе.
— Формально ты прав, ён-Пакуё, — констатировал он. — И для того, чтобы обойти эту формальность, я впредь до последующего моего распоряжения лишаю эту женщину статуса человека и присваиваю ей статус фантома. С правом разумной речи.
Принцесса мысленно восхитилась — нет, этот маггир все-таки давал ее папеньке сто очков вперед!
— Пусть древнейший подтвердит! — не унимался дотошный кляузник.
Из-под стола выползла обезьяна, дотянулась до спинки крайнего в левом ряду кресла и поднялась на задние лапы, заглядывая сбоку в лицо старцу — похоже, спящему. Бесцеремонно похлопала его по темени. Тот медленно, словно с трудом, наклонил голову. Обезьяна удовлетворенно ухнула, трижды хлопнула в ладоши и снова убралась под стол.
— Постарайся быть краткой, — повелел глава собрания, благосклонно кивая принцессе.
— Уж как получится, — с обезоруживающей улыбкой слегка поклонилась она. — Я пришла к вам издалека, о великие маггиры, чтобы просить о помощи. Мне нужен амулет, способный снять заклятие с заколдованной горы. Она одета туманом, столь плотным, что в нем не может передвигаться ни человек, ни зверь. Он похож на то, что вы зовете «лунной поволокой», хотя на самом деле это, вероятно, не одно и то же.
Некоторое время стояло недоуменное молчание. Потом кто-то подавился смешком:
— Нет, эти пещерные просто неподражаемы: прислали ребенка, и зачем — амулет выпросить! Такая вот игрушка…
Мона Сэниа почему-то подумала, что сейчас самое время влепить в потолок осветительный разряд. Впечатляющее получилось бы зрелище.
И все погубишь.
Естественно. Потому и воздерживаюсь.
— Судя по вашей реакции, — проговорила она холодно, — таковой амулет у вас имеется. Вопрос в цене.
— Ну, хватит, — проговорил кто-то доселе молчавший и, резко отодвинув стул, направился к выходу. — Мы все слишком устали, чтобы забавляться подобным образом.