Лунный синдром (сборник)
Шрифт:
Так Игорь мог лежать часами. Ветерок лениво обдувал его щёки, в небе кричали прожорливые птицы, и он чувствовал себя счастливым. Сейчас Игорь представлял, будто он — известнейший эстрадный певец, что он стоит на сцене в разноцветных лучах прожекторов, и, надменно всматриваясь в многотысячную аудиторию, поёт невероятно красивым голосом песню, от которой юные поклонницы, роняя крупные, как финики, слёзы, сходят с ума от любви и страсти к нему, своему кумиру. В тот самый момент, когда он уже спел финальную песню грандиозного концерта, и на коду зал обрушил на него океан цветов и шторм оваций, на грудь мечтателю присела большая зелёная муха. Муха замерла, будто жизнь в ней вдруг остановилась, и Игорь, поборов в себе секундное желание согнать с груди насекомое, приподнял голову и внимательно всмотрелся
Муха была выдающимся экземпляром, выгодно отличаясь от своих собратьев размером. Здоровенная, как жук-рогач, она блестела в лучах солнца, и казалась не живым существом, а выполненной искусным ювелиром драгоценностью. Самым крупным летающим насекомым, виденным когда-либо Игорем в жизни, был шмель, хотя в телевизоре он порой наблюдал и более масштабных представителей хитиновокрылых тварей, но все они обитали в жарких экзотических странах, и тут, в городе, быть их не могло. Эта муха была больше шмеля раза в два или три. Игорь вдруг вспомнил, что существует в мире жутко ядовитая тварь, название которой «цеце». Он весь похолодел, предчувствуя смертельный укус, но в то же время замер, побоявшись прогнать прикорнувшего на груди паразита, ведь муха могла ужалить в покушающуюся на неё ладонь. Сдерживая страх, Макаренков выгнул шею и всмотрелся в насекомое, надеясь отыскать убийственное жало. Однако жала не увидел, а увидел совсем уж необыкновенное. Такое, чего, по всей логике вещей, у мухи никак не должно быть. На блестящем боку неизвестной живности тонкими золотистыми жилками проступала надпись: «Циолковский».
Игорь не поверил глазам, и подумал, что буквы, вероятнее всего, пригрезились ему вследствие долгого нахождения в летнем зное. Он ещё ближе придвинулся взглядом к громадной мухе, и, всмотревшись в блестящий бок, убедился, что надпись существует, и это вовсе не его фантазия.
Тут вдруг необъяснимое существо шевельнулось, и, видимо вознамерившись взлететь, расправило крылья. Игорь моментально, движимый каким-то рефлекторным инстинктом, схватил необычное насекомое. Пойманная муха задребезжала в ладони, как мобильный телефон в режиме виброзвонка. Свободной рукой Игорь вытащил из кармана пачку сигарет, выпотрошил из неё остатки курева, и аккуратно засунул муху в картонный ларчик. Насекомое продолжало жужжать в пустой пачке, а Игорь, вдруг придя в какое-то необъяснимое возбуждение, начал поспешно соображать, что делать с уникальной добычей дальше.
Для начала он решил отнести муху домой и там рассмотреть повнимательнее. На улице делать это он побоялся, так как существовала вероятность, что она просто-напросто улетит. Игорь сунул сигаретную пачку в карман и поспешно ретировался с крыши.
Дома Игорь посадил уникальную добычу в трёхлитровую банку, в которой она тут же принялась летать, создавая демонический гул, усиленный акустикой её новой тюрьмы. Сообразив, что вырваться из плена не удастся, муха обречённо села на дно и замерла. Игорь, снова рассмотрев надпись на теле насекомого, кинулся в комнату к книжным полкам, и вытянул из ряда дружно прижатых друг к другу кладезей знаний толстенную энциклопедию.
Как Макаренков и подозревал, Циолковский в книге присутствовал. Эта фамилия ещё на крыше вызвала в Игоре смутное припоминание, что где-то он её уже слышал. Он вычитал, что Циолковский родился в 1857 году, что он был учёным и изобретателем в области аэродинамики, ракетодинамики, теории самолёта и дирижабля. Про мух сказано не было ничего. Игорь стал читать дальше, и зрачки его при этом судорожно подрагивали ограничительными буйками на волнах неспокойного моря. Энциклопедия поведала ему, что учёный Циолковский был основоположником теории межпланетных сообщений, что ещё в далекую от космонавтики эпоху уже предвидел возможность полётов в космос, и что был своего рода гением. Но про мух Игорь ничего не нашёл.
Однако один параграф вызвал у Макаренкова неподдельный интерес.
«Ц. — первый идеолог и теоретик освоения человеком космического пространства, конечная цель которого представлялась ему в виде полной перестройки биохимической природы порождённых Землёй мыслящих существ. В связи с этим он выдвигал проекты новой организации человечества, в которых своеобразно переплетаются идеи социальных утопий различных исторических
«Ах, так!» — зло подумал Игорь. Он захлопнул энциклопедию, создав этим вихрь пыли, бросил её на диван и решительно направился к пойманному существу. В нем всё кипело от гнева…
Константин Эдуардович Циолковский, напившись крепкого чая, полулежал в своём любимом кресле и смотрел в окно. Был сентябрь, листва деревьев уже окрашивалась пёстрыми цветами, и, срываясь с ветвей, неслась, увлекаемая ветром, будто танцуя последний вальс. Он немного грустил, но сердце его, тем не менее, согревало ожидание первого запуска дирижабля, строящегося в Москве по его чертежам. Он ждал этого всю жизнь, пройдя долгий путь от полного неприятия его идей до настоящего признания.
Константин Эдуардович огладил бороду с проседью, потянулся по-кошачьи и улыбнулся. Сейчас он жил в своём родном доме в Калуге, степенной размеренной жизнью, но это могло показаться лишь внешне, простому обывателю и не подозревающему о том, каким на самом деле был учёный, и какие путешествия совершал при помощи одной только мысли. В душе он был отчаянным мечтателем.
Собственно, с этого всё когда-то и началось. Ещё в детстве маленький Константин, забравшись на сеновал, мог всю ночь напролёт созерцать бездонное небо с миллиардами крошечных, горящих угольками, звёзд. Он не просто лежал бесполезным бревном, он совершал межпланетные перелёты, посещал другие планеты, открывал миры. Порой ему казалось, что все эти мечты — и не мечты вовсе, а самая что ни на есть реальность. Погружаясь в грёзы, он чувствовал дыхание ветра чужих планет, вдыхал ароматы невиданных цветов, грелся в лучах дивных двойных звёзд и застывал во льдах далёких вечномёрзлых планет. Всё это было настолько им прочувствовано, что порой казалось, будто во время мечтаний сознание его покидает грубую оболочку тела, и свободно парит, примеряя на себя любой предмет, как модница в парижском ателье.
Вот и сейчас Константин Эдуардович, заметив, как в щель окна пролезла спасающаяся от осени муха, невольно, и давно уже не будучи ребенком, вдруг вообразил себе, будто он сам — маленькое назойливое насекомое. Его сразу заинтересовало, как муха видит мир, какой он для неё? Циолковский закрыл глаза и полетел. Сначала он смелой пулей вылетел в окно, долетел до яблоневого сада, покружив среди перезрелых ароматных плодов. Потом поднялся выше, и ему стал виден весь город с его старенькими улицами, редкими прохожими и домами. Он поднимался всё выше и выше, стараясь приблизиться к удаляющемуся от Земли Солнцу. Потом он полетел сквозь время. Серпантинами искривлялось пространство, брызгая перед глазами причудливыми фонтанами искр, он слышал удивительную музыку, которая, казалось, лилась из самой структуры мира, так легко нарушаемой им. Он остановился, и воздух вокруг, сначала непроницаемый, как туман, начал рассеиваться, и тогда он увидел внизу удивительный город, где на многие километры вокруг выстроились однообразно высокие здания, солнце блестело в зеркальных стёклах исполинских домов, а по улицам, словно в гигантском термитнике, наблюдалось упорядоченное движение.
Это были автомобили различных форм и конструкций. Циолковский любил свои фантазии в первую очередь за то, что они часто изобиловали множеством деталей, которые после он использовал в научной работе. Ведь все те корабли, ракеты, все удивительные воздухоплавательные приборы он также впервые увидел, фантазируя. Его поражало, насколько фантазия может казаться реальной, как будто бы и не фантазия это вовсе, а и в самом деле он перемещается во времени и видит будущее. Тут он улыбнулся своей шальной мысли, осознав, что, конечно, быть такого не может, и полетел дальше, исследовать новую свою мечту. Он долго кружил над странным городом, с домами, похожими на пчелиные ульи. Тут он заметил, как на крыше одного из них лежит задумчивый молодой человек, и только шутки ради подлетел к нему и приземлился на грудь…