Лууч
Шрифт:
Животное нельзя принуждать, с ним лучше договариваться, так же как с человеком и если в последнем случае, договориться можно не всегда, то в случае с первым, это срабатывает гораздо чаще, при благоразумных условиях само собой и более-менее равном обмене. Черемуха была оставленной мне лошадью другом и союзником из Вулверс-Сорфа. Вчера набрел на нее на самом выходе из леса, а точнее на сарай в котором ее оставили и подготовили ее мне, вместе со всей сбруей.
Солнце ярко осветило окрестности, чтобы не привлекать внимание зорких зевак города на горизонте, фигурой сидящей верхом, не залезая на Черемуху, повел ее за поводья между валунов в молодую, но пышную, местную растительность. Флора встретила нас разбегающимися во все стороны жирными, серыми и рыжеватыми зайцами, нагло фырчащими, не уходящими с пути ежами, пришлось их обходить каждый раз и бесстрашными птицами, щебечущими в полное горло, глазеющими на нас с веток. Пушистая растительность ближе к старинным стенам города, из белого камня, разваливалась от времени, а может за свою историю они пережили менее мирные времена. Сдержали не одну осаду, служили защитной границей между дикими нравами захватнических племен или дележкой земель, между ихними величествами. Да вот канули в лету, и теперь стоят разваленные, упавшие тут и там, и может пройти хоть экипаж в полный рост, не стесняясь в габаритах, впряженный парой лошадей, хоть провести за собой телегу нагруженную бревнами. Тем не менее, в некоторых местах по всей своей длине, полностью недоступной глазу от частых насаждений плодовыми и просто дикими деревьями, каменная стена стояла совершенно как новая, если не учитывать растущий местами мох и надписи с рисунками сделанные местными детишками, выражающими свой юный художественный вкус и видение мира.
Возможность подойти к одному из крупных проломов стены, растаяла вместе с закончившимся древесным пологом и я оставил Черемуху у молодой березки песочного цвет, а сам не найдя ни одной любопытной пары глаз, быстро пробежался к разлому поменьше. За стеной запахло дикими розами и еще чем-то душисто-цветущим. Замелькали дома, между зелеными насаждениями, представляющие собой не то огороды вперемежку с садами, не то просто дикие плантации овощных и фруктовых культур. Заприметив в одной скромного вида хижине старика, приблизился и первым заговорил с ним.
– Здравствуй славный люд, разреши моей лошади встать у тебя на постой, на несколько дней и прими от меня за это скромную благодарность. – С этими словами, я высыпал на ладонь пяток платеартов, крупных и средних размеров серебряных монет, своим достоинством много ниже гултсов, но пользующихся особой популярностью в любых краях, как разменная монета.
– А чего ж не встать, вставай хоть на делю, раз человек хороший и платишь щедро. – Его внимание блестящих глаз переключилось с моего оружия, на щедро высыпанные монеты.
– Только пусть это будет нашей маленькой тайной, старик, и я буду так же щедр, когда приду забрать кобылу. – Это мне на заметку, скромнее надо быть впредь в финансах, если хочу оставаться не замеченным.
– А где ж твоя кобылка, господин хороший? – Участливо спросил старик, ловко пряча деньги, куда-то за пазуху.
– Выйдешь за белые стены, увидишь рощицу песочных молодых дерев, вот там и стоит, тебя ждет, черная красавица. – Не успел я договорить, как он деловито широким шагом направился за моей животиной.
Пока он ходил, я ожидал на скамье в тени, ел крупный черный виноград, растущий и оплетающий всю беседку, создавая непроглядную зелено-черную изгородь вокруг, под самый навес. Солнце порядком поднялось и сильно напекало, сочными плодами, голод удалось на время утолить. Подошел старик, ведя за узды новую, блестящую смолью гостью.
– Господин, поди, ты тоже у нас остаться хочешь? Моя жена, хозяйка, скоро придет с рынка. Найдем место и тебе, коль остаться пожелаешь. – Говорил он, пока заводил Черемуху в миниатюрную конюшню, обильно насыпая ей зерна.
– Возможно, но не в эту ночь, меня уж в гости ждут в других местах, но там конюшен нет. Куда могу сложить я свою скромную утварь? – В ответ спросил я. – По городу негоже шибко, с оружием щеголевать.
– А там же в конюшне, найдешь ты большой сундук с замком булатным, в нем ты увидишь ключ. Никто его не тронет, имущество твое сберегу. – Отрекомендовал старик.
– Лады, как звать мне тебя старик? – Вставая, на дорогу поинтересовался я.
– Хибарий, а как величать тебя мне? – Поинтересовался он.
– Зови меня Лууч. – На этой фразе я зашел к Черемухе, имени моего все равно здесь никто не знает, проследил есть ли у нее в ведре вода, и вскрыв замок, аккуратно разложил в сундуке плащ, лук с колчаном, меч. Положил туда и конскую сбрую, чтобы Черемуха отдыхала, предварительно достав из нее нож и рогатку.
Налегке, вышел за символическую оградку, владений Хибария. Остался, одет в темно зеленую замшу сапоги, широкие темно коричневые штаны и серую рубаху с жилеткой на оттенок темнее, усеянных многочисленными скрытыми карманами и прекрасную светло-коричневую панаму. Идя по улице к центру, через полчаса я достиг оживленных улиц и чтобы не привлекать к себе внимание, опустил панаму ниже на лицо, а на плечо взвалил оставленный бесхозным под сливами, небольшой мешок с сеном, тем самым окончательно слившись с местными.
Мимо проплывали витрины: «Лучшая цирюльня – Брадобрей, становись добрей!», «Вкусная кухня – У очага», «Посуда, глиняная, стеклянная, деревянная, новинка – каменная», «Все для вашего здоровья и не только» и многие другие, самая интересная из которых гласила «Северная оружейная лавка». Оружейная, это уже интересно, звучит лаконично и просто, каким и должно быть оружие, загляну сюда попозже или на обратном пути.
Добрался через множество переулков и улиц на нужную мне, зашел за широкие кусты шиповников, высаженные вдоль забора. Осмотрел площадь и близлежащую улицу, никто за мной не следит, закинул в сад, за бежевый, каменный забор, мешок. Осмотрелся еще раз, зевак, свидетелей не видно. Подпрыгнул, ухватился за край забора и быстро в один мах, переместился за него, на другую сторону. В большом, густом саду, был целый обеденный ритуал, женщины и мужчины благородного происхождения, негромко смеялись, беседовали и уплетали приносимые слугами приготовления. Не видя возможности проскочить незаметно в дом, через всех этих людей, оставшись при этом незамеченным, потянулся к своему мешку с сеном. Устроившись в самых густых кустах, разложил мешок и устроился лежа на него, делать нечего, будем ждать.
Прилег на правый бок, в мягкое, вкусно пахнущее сено, долгое время лежал слушал их светские пустые разговоры. В итоге прохлада тени и малосонная ночь, после долгого блуждания под горячим солнцем, сделала свое дело и на меня, как непреодолимая тяжесть, навалилась усталость и дрема. Очнулся спустя пару мгновений, однако все оказалось не совсем так, ведь жар и зной пропал, а тени стали жирнее и длиннее. Неужели проспал до самого вечера, уморили события последних дней, это уж точно. Поднялся на руках, выглянул в просветы зелени, никого, разошлись гости, сад пуст, столы убраны. Хорошо видать в тени устроился, раз так долго пролежал. Двигаясь преимущественно в тени, что было не трудно, учитывая ее густоту и размеры, приблизился к чудесному архитектурному изыску, дому Велемиры.
Велимира моя давняя знакомая, один раз, когда я был совсем маленький, к КерукЭде подъехала карета. Из нее на руках вынесли худую девочку, Софискизу, родную сестру Велимиры. Ее тело одолевал яд, редкой змеи под названием черновья. Яд мучает жертву несколько дней, а потом она умирает от удушья и острого отравления крови. Есть только одно противоядие, изготовляется из яда этой самой черновьи, за ним меня и отправил шаман в ближайший лес. Я стремглав бросился в лес и нашел нужную змею, благо пока мы с ХайСыл курсировали округу на тренировках, я запомнил много мест, где обитают те или иные ползучие. Подозвал змею, и осторожно выгнал немного из нее яда, в горшочек прихваченный с собой, отпустил с миром и благодарностью, прибежал домой. В последний момент, КерукЭде успел изготовить противоядие, красавица Софискиза осталась жива. Однако меня Софискиза остро невзлюбила, потому что сильно боялась змей. В отличие от ее менее капризной, родной и старшей сестры Велемиры, сопровождавшей сестру лично, во второй карете, сломавшейся по дороге, отчего вынужденной догнать первую карету позже.