Лужок Черного Лебедя
Шрифт:
Из-за наказания Росс Уилкокс до конца недели не сможет доставать меня в обеденный перерыв. Любой нормальный парень нервничал бы, если бы из-за него два класса наказали на неделю. Может, мистер Никсон рассчитывает, что мы сами накажем главарей? Я украдкой взглянул на Росса Уилкокса.
Росс Уилкокс, должно быть, глядел на меня. Он победоносно показал мне „викторию“ и выговорил одними губами: „Глист“.
— „У меня рог! — возмутился Хрюша“. [46]
46
Здесь
Черт, дальше подряд два слова на „с“.
— „Дайте… — Я в отчаянии прибег к „методу спотыкания“, когда произносишь запинательную букву (в данном случае „с“) и вроде как спотыкаешься об нее и переваливаешься в следующий слог, — с-с-слово с-с-сказать“.
Я, весь в поту, глянул на мистера Монка, нашего практиканта по английскому. Мисс Липпетс никогда не заставляет меня читать вслух, но она ушла в учительскую. Очевидно, не сообщив мистеру Монку о нашей договоренности.
— Хорошо, — устало и терпеливо сказал мистер Монк. — Продолжай.
— „На вершине горы рог не с-с-считается, — с-с-сказал Джек. — Так что заткнись. — У м-меня в руках рог! — Надо туда зеленых веток положить, — с-с-сказал Морис. — Их кладут для дыма! — Рог у м-меня! — Джек в ярости обернулся: — А ну заткнись! — Хрюша увял. Ральф взял у него рог и обвел всех взглядом. — Кто-то должен сп…“
О черт! Теперь я не могу выговорить „п“ в середине слова. Обычно у меня проблемы только с первым звуком.
— Э…
— „Специально“, — подсказал мистер Монк, удивленный, что ученик первого по порядку класса не может прочитать такое простое слово. Я сообразил, что раз мистер Монк уже произнес нужное слово, его можно теперь не повторять, даже если мистер Монк этого ожидает.
— Благодарю, сэр. „…с-с-следить за костром. В любой день может прийти корабль, — он повел рукой вдоль тугой струны горизонта, — и, если у нас всегда будет сигнал, нас заметят и с-с-спасут“.
(Висельник позволил мне сказать „сигнал“, как боксер-чемпион забавы ради иногда пропускает пару ударов новичка.)
— „И потом. Нам нужно еще одно правило. Где рог, там и собрание. И все равно — внизу это или наверху. С этим все с-с-с…“
Теперь скрыть мое запинание уже не удастся. Висельник знал, что близок к решающей победе. Чтобы произнести „согласились“, я вынужден был прибегнуть к методу „продавливания“. Стараться выдавить из себя нужное слово — это последнее отчаянное средство, потому что лицо при этом кривится, как у параличного калеки. А если Висельник наносит ответный удар, то слово застревает, и вот тогда превращаешься в классического трясущегося паралитика. Я задыхался, словно меня обернули пластиком. Мне казалось, что от стресса у меня вибрируют мочки ушей.
— „Хрюша открыл было рот, встретился взглядом с Джеком и осекся. Джек потянулся за рогом и встал, осторожно держа хрупкий предмет в з-з-з…“ Простите, сэр, я не могу разобрать дальше.
— „Закопченных“?
— Благодарю, сэр. — Жаль, что у меня не хватит духу взять две шариковые ручки, воткнуть себе в глазные яблоки и со всей силы боднуть парту. Сбежать любой ценой, — „…ладонях. — Ральф совершенно верно говорит. Нам нужны правила, и мы должны им подчиняться. Мы не дикари какие-нибудь. Мы англичане. А англичане всегда и везде лучше всех. Значит, надо вести себя как…“ э… „с-с-следует“.
Вошла мисс Липпетс и увидела, что случилось.
— Спасибо, Джейсон, достаточно.
По классу пробежала молчаливая мысль: „Почему это он так легко отделался?“
— Мисс, можно вас попросить? — Гэри Дрейк поднял руку.
— Да, Гэри?
— Эта часть очень классная. Я прямо сидеть не могу. Можно я почитаю?
— Я рада, что тебе нравится эта книга. Пожалуйста.
— „Он обернулся к Ральфу. Ральф, я разделю хор — то есть моих охотников — на смены, и мы будем отвечать за то, чтоб костер всегда горел. Его великодушие стяжало редкие хлопки, Джек осклабился и, призывая к тишине, помахал рогом“.
Гэри Дрейк читал с преувеличенной гладкостью — для контраста с тем, что будет дальше.
— „Ссс-ССССС-сейчас-то ззззззачем ему гореть? Ночью кто дым у-у-у-увидит? Ссссссснова ззззажжем, когда зззззахотим. Альты — вввввы отвечаете ззззза костер эту нннннеделю. А ввввы, дддддисканты, — сссссследующую…“
Он меня растоптал. Пацаны хихикали. Девчонки поворачивались и смотрели на меня. Голова моя вспыхнула и запылала ярким пламенем стыда.
— Гэри Дрейк!
Сама невинность:
— Да, мисс Липпетс?
Все оборачивались на Гэри Дрейка, а потом на меня. Интересно, заревет ли Тейлор, Школьный Заика? На меня налепили ярлык, который мне теперь до конца жизни не отодрать.
— Ты считаешь, что это смешно, Гэри Дрейк?
— Простите, мисс, — Гэри Дрейк улыбнулся без улыбки, — я, похоже, где-то подцепил гадкое заикание…
Кристофер Твайфорд и Леон Катлер затряслись от сдавленного смеха.
— Вы двое, тихо!
Они заткнулись. Мисс Липпетс не дура. Послать Гэри Дрейка за эту шуточку к мистеру Никсону — верный способ обнародовать ее по „школьному телеграфу“. Впрочем, скорее всего, она и так разойдется по всей школе.
— Это омерзительная, жалкая, презренная выходка с твоей стороны, Гэри Дрейк!
Недочитанные слова с сорок первой страницы „Повелителя мух“ взлетели и облепили мое лицо роем пчел.
На седьмом и восьмом уроках у нас музыка, ее ведет мистер Кемпси, наш классный руководитель. Алистер Нэртон занял мое обычное место рядом с Марком Бэдбери, так что я, не говоря ни слова, пошел и сел с Карлом Норрестом, королем прокаженных. Бест Руссо и Флойд Чейсли так давно вместе выступают в роли прокаженных, что уже практически женаты. Мистер Кемпси все еще злился на нас за историю с Макнамарой. После того как мы хором произнесли „Добрый день, мистер Кемпси!“, он швырнул в нас тетради, как Оджоб в „Голдфингере“ швыряет шляпу.
— Я решительно не вижу, что может быть „доброго“ в сегодняшнем дне, на протяжении которого вы превратили в руины основополагающий принцип общеобразовательной школы. А именно — то, что она является местом, где предположительно интеллектуальные сливки сливок делятся своей утонченной сущностью с другими фракциями молока. Аврил Бредон, раздайте учебники. Глава третья. Сегодня очередь Людвига ван Бетховена подвергнуться четвертованию.
На уроках музыки мы не музицируем, как можно было бы подумать. До сих пор в этой четверти мы занимались исключительно переписыванием кусков из „Биографий великих композиторов“. Пока мы это делаем, мистер Кемпси снимает замок с проигрывателя и ставит пластинку с записью музыки этого композитора. Самый мажорный голос на земле зачитывает вступление, где перечисляются самые великие произведения этого композитора.