ЛВ 3

Звездная Елена

А еще у меня осталось зеркальце. Маленькое, круглое, серебряное. Зеркальце, в которое я лишь один раз заглянула, а больше никогда не загляну. Никогда. Как и в глаза моего охранябушки. Никогда… Никогда больше.

Аспид заворочался, во сне руку протянул, меня отыскать пытаясь, я свою навстречу протянула, он едва прикосновение ощутив, сжал, и вновь в сон погрузился. Но вдруг вздрогнул и прошептал хрипло да сонно:

— Ты уходила? Почему-то чувство такое, будто тебя потерял.

Потерял — слово верное.

— Нашел уж, — грустно ответила я.

— Нашел, — улыбнулся аспид

и заснул вновь.

Нет, Агнехран, не нашел и не найдешь никогда. Ты меня потерял. Навсегда потерял. Но узнаешь ты о том не сегодня, не завтра и даже не послезавтра. Ты не узнаешь об этом до тех пор, пока не закончится война, да не расплачусь с тобой кровью и кровом. А вот после… не узнаешь тоже, потому что я говорить не стану. Не смогу. Ты просто больше не увидишь меня никогда. И однажды ты проклянешь меня так же, как проклял Тиромир… и все закончится.

— Веся…- хриплый стон.

— Я рядом, спи.

***

Аспид в себя на четвертый день пришел. Я с ним все время была. Когда жар поднимался — льдом, принесенным Яриной с горных вершин обкладывала, когда от боли хрипел — снадобьем отпаивала, когда проснуться пытался по щеке да плечу успокаивающе гладила — успокаивался.

Наутро четвертого дня Агнехран открыл глаза. Поглядел в потолок, припоминая, где находится, затем резко голову повернул, на меня посмотрел.

— Проснулся уж? — спросила, взгляда избегая, да поднимаясь с матраса. — Вот и замечательно. А то как ни зайду, ты все спишь и спишь. Но, раз проснулся, значит уж можно времени не терять и делом заняться. Тут вот еда, тут вода, сменная одежонка коли понадобится вот там на валуне. А я пошла, недосуг мне.

И я пошла, не оборачиваясь и прямо к выходу.

— Веся, — раздалось мне вслед.

Остановилась, да оборачиваться не стала.

— Зачем ты врешь? — зло спросил аспид-архимаг. — Ты четыре дня от меня ни на шаг не отходила.

«Тебе в бреду показалось» — вертелось на языке. Да только… не сказала я ничего.

Молча ушла.

***

— У тебя взгляд такой, будто опять о делах самосмертоубийственных задумалась, — Водя вынырнул и сел рядом.

Я сидела, чувствуя, как по спине с мокрых волос стекает вода ледяная, да холодно мне было не от этого.

— Весь, переоделась бы, я отвернусь, — водяной глядел на меня с тревогою.

— Красиво здесь, — ответила ему, да вновь колени руками обняла, голову поверх уместила, и в никуда смотреть продолжила.

Но было красиво, что есть, то есть.

Тишина исчезающей ночи сменялась шелестом ив, склонившихся до самой воды, да тонкими ветвями своими той воды касаясь. Дымка тумана предрассветного скрывала берега, создавая ощущение бесконечности. Темная вода казалась бездонной топью. Красиво, волшебно, завораживающе… только холодно очень на душе.

— Ведьм к себе позвала, — проговорила отрешенно.

— Горы им выделишь? — Водя надеяться на мою разумность перестал, сходил сам взял мое полотенце, вернувшись, на плечи мне накинул.

— Одну гору, да, — подтвердила его предположение.

— Это хорошо, наверное, — не слишком уверенно сказал Водя.

— Наверное, — и у меня уверенности не было никакой.

Посмотрел на меня водяной, ближе

придвинулся, обнял, к себе привлек, да едва уткнулась носом в грудь его широкую, сказал тихо:

— Все пройдет, Веся, все пройдет. А я с тобой останусь навсегда, не смотря ни на что.

Кивнула, с трудом слезы сдерживая.

— Ты же знаешь — лес лечит, и вода лечит тоже.

— Знаю, — обреченно прошептала в ответ.

Помолчал Водя, помолчал, да и молвит вдруг:

— А хошь сегодня на ярмарку? Леденца тебе куплю на палочке, бус ярких, платок серебром вышитый? А опосля через костер прыгать будем, да хороводы водить!

Отстранилась от него, поглядела недоуменно.

— Чай не суббота сегодня? — вопросила растерянно.

— Она самая, — подтвердил Водя.

Призадумалась я, настороженно на водяного глядя, да и прикинула — в ситуации военного положения нашенского ходу из лесу моего мне не было, если только не на территории Води Водимыча. А в его территории входил и построенный на болотах Выборг, и тамочки с водяным рядом мне ничего не угрожало-то. А потому, слезы смахнув непрошенные, сказала решительно:

— А пошли!

— И пойдем! — Водя сам обрадовался, словно груз тяжелый с плеч скинул.

— Через четверть часу на опушке встречаемся? — поднимаясь, спросила я.

— За тобой зайду, — решил водяной.

А я про аспида-архимага вспомнила, содрогнулась мысленно, побледнела, кровь от лица-то ощутимо отхлынула, да и решила:

— У Заводи твоей встретимся, тут жди.

Посмотрел на меня Водя пристально, но говорить ничего не стал, кивнул лишь.

***

В Выборг я ходила сироткой разнесчастной, у коей мачеха злее самой злой ведьмы. Косы мои были цвета соломы серой, без лент да без украшений. Веснушки по лицу всему убогому, сарафан унылый выцветший, да лапти сношенные. Насилу все нашла — опосля прошлого похода в Выборг уж столько всего случилось, да и в шкафу моем вещей прибавилось сполна, так что повозиться пришлось изрядно. Но нашла, насилу лапти под кроватью разыскала, долго пытаясь припомнить какие из них для какого городища-то. В Выборг я ходила аки сирота, но сирота при мачехе, а в Нермин как сирота круглая. И вот поди выбери нужные лапти из двух пар в меру сношенных да стоптанных. По всему разумению в Выборг требовалось бы те, что к воде устойчивые, а значица вот эти, с подошвой из лозы ивовой сплетенные, но они как-то совсем плохо выглядели, имелись опасения, что на ногах-то и развалятся.

Тут дверь скрипнула.

— Тихон, — не оборачиваясь, позвала я, — подскажи, будь другом, лапти эти еще день выдержат, али как?

Молчание тягостное ответом мне было. Но Тихон всегда молчит, привыкла уж.

— А что у нас сейчас? — призадумалась вдруг. — Лето, али осень уже?

— Осень. Дождливо.

От голоса того вздрогнула я, обернулась медленно — у двери аспид стоял.

— Я бы даже сказал — ливень проливной.

Смотрел на меня аспид взглядом злым, колючим, а слова чеканил, каждое — как удар отточенный. Только вот одного он не знал, не ведал — для меня весь вид его словно один удар отточенный, и попал тот удар в сердце, в самый центр его, да и остался там кинжалом острым.