ЛВ 3
Шрифт:
И к зеркалу я бегала, на слово Агнехрану не веря и собственнолично проверяя, идет оно мне или не идет. Все что с изумрудами ограненными в форме розы было, мне очень шло, как для меня было сделано. Остальное, критически оглядев снимала, да магу возвращала. Это было как мозаику собрать, я и собирала. Колец только было многовато, все пальцы унизаны, да те, что тоненькими были, они по три-пять на палец нанизывались, это мне Агнехранушка объяснил.
И вот в итоге стою я, сверкаю изумрудами да бриллиантами, красивое все такое, просто ух. Ну да налюбовавшись,
— Сережки снять помоги, да кулон с цепочкою, сама не расстегну.
И тут улыбнулся Агнехран, да так что сразу стало ясно — коварен он сверх меры, да и сказал тихо:
— Тут ты верно подметила — сама не расстегнешь.
Оторопела я.
На Агнехрана смотрю потрясенно, да и сжалось сердце от чего-то, словно подвох чувствовало, опосля на украшения, что горкой на столе высились, и на кольца, коими пальцы были унизаны поглядела, да и схватив то с рубином, что вторым на меня маг надел, я его с себя попыталась стянуть.
Попыталась только, потому что кольцо, что палец даже не перетягивало, и на руке не ощущалось почти, оно засело там намертво!
— Это… — голос от растерянности сиплым стал.- Да как ты… — совсем сорвался голос мой, а следом и я сорвалась: — Это что такое соизволь объяснить!
— А это месть, Веся, — спокойно глядя мне в глаза, ответил аспид. — Месть, самая что ни на есть натуральная. Это тебе за тот случай, когда ты у ручья вся в крови лежала, а на тебе артефакты да амулеты один за другим гасли… Эти не погаснут никогда, хоть в ад сунься!
Вскочила я с колен его. Стою, гневно на аспида взираю, он с вызовом на меня, я сияющая вся на него, он черный матовый только глазами и сиял, и сиял он победно. А я сверкала пораженчески, но с поражением точно никогда не смирюсь.
— Маг, ты что удумал-то? — вопросила разъяренно.
А у него вдруг взгляд таким мечтательным сделался, и протянул он голосом тихим:
— Мноооооогое…
— Так, вот сейчас тресну! — угрожающе пообещала я.
Улыбнулся. Нагло так, широко.
— И чего улыбаешься? — нервы у меня сдавали уже.
— Красивая, — сказал он искренне, — ты у меня самая красивая, просто глаз не отвести.
Замерла я, а аспид вдруг к себе притянул, на колени вновь усадил, пальцы его моих, кольцами унизанных коснулись, и рассказал он вдруг:
— У моего народа есть такая традиция — каждый раз, когда сердце желает, мужчина дарит своей женщине украшения. Сам выбирает, если создать не в силах, да сам надевает. И тогда весь вид любимой хранит в себе воспоминания о самых трогательных моментах жизни. Первая улыбка, первое прикосновение, первый поцелуй…
Проговаривая все это, он провел кончиками пальцев по моей левой руке, по пальцу указательному, где одно за другим сверкали три тоненьких кольца, едва заметные по отдельности, вместе они во что-то прекрасное превращались. И проведя, прямо в глаза мне взглянул. А у меня биением сердца отдавалось в груди «Первая улыбка, первое прикосновение, первый поцелуй»…
А
— До встречи с тобой не понимал этого, сам украшения никогда не дарил, и уж тем более не делал, да и желания время тратить на глупости подобные не было. А с тобой изменилось все. То, что глупостью раньше казалось, стало важнее жизни. То, чему значения никогда не придавал, теперь дыхание перехватывает. То, что раньше серым было, с тобой рядом сверкает всеми гранями жизни.
— Змей ты, — сказала сердито. — Специально говоришь, чтобы клюку не призвала?
Покачал головой отрицательно, да и ответил:
— Специально говорю, чтобы не бросала меня. И ни о ком другом никогда не думала. И я не Тиромир, Веся, он от своей любви отказался и дальше живет, а я так не сумею.
Нахмурилась, руку отобрала, к окну отвернулась, да и слов не сдержала:
— Он отказался не сразу. Но время все лечит. Пора мне, Агнехран, дел много.
И встала решительно, стараясь ни в зеркало, ни на аспида не взглянуть. Выйти хотелось. Одной побыть. По лесу пройтись, собирая подолом платья капли полночной росы. В свете луны постоять. Вой волчий послушать…
Да только вдруг вспомнилось мне то, что сказал он. Про то, что знал о вратах Смерти, да про то, что ценой жизни своей хотел уничтожить их вместе с Гиблым яром. И ведь уничтожил бы. Ему на то и сил и знаний хватало в миг тот страшный с избытком, и он бы погубил наследие чародеев, ради одного того, чтобы меня защитить. А маг, истинный маг, он бы так никогда не поступил, уж магов я знаю.
И развернулась я к аспиду, встретились взгляды наши — мой непонимающий и его полный боли затаенной, и он ее скрыть пытался. И скрыл бы, от любой другой скрыл, только я ведьма.
— Агнехран… — позвала тихо.
Да замолчала, губы кусая нервно.
— Что, Веся? — тихо спросил в ответ.
А я… я вот о чем подумала:
— А как звать-то тебя? Аеданом или Агнехраном? Как правильно?
— Хранящий огонь, — ответил он и улыбнулся едва заметно, с грустью улыбнулся. — Аедан — на моем языке. Агнехран — на вашем.
— Вот оно как… — протянула задумчиво. И не удержавшись, спросила: — А ты когда аспидом являешься, ты такой же, как и когда маг?
Не хотел отвечать, явно не хотел, даже руки на груди сложил, от меня и вопросов моих отгораживаясь, но на меня поглядел-поглядел, да и ответил:
— Не совсем. Аспидом я был только в юности, но и тогда на мне маска была. А как в земли человеческие пришел, я не одну — с десяток надел. Аспидом я несдержан, сложнее контролировать эмоции, пламя по венам бежит вместо крови, вспыхиваю быстро. Магом-то я поспокойнее буду, рассудительнее, сдержаннее. А тебе я каким больше нравлюсь?
— Простым, — от улыбки не сдержалась, — простым охранябушкой, и не магом и не аспидом, а человеком.
Усмехнулся, да и признался:
— Человеком я только рядом с тобой становлюсь, а так не человек я, Веся, прости.