Львиная охота
Шрифт:
– Значит, говоришь, теперь я буду вечно молодым? Это дело надо обмыть.
Показав ей ключи, я бросил их на подушку. Она кивнула, опять поняв меня без слов.
– Иди, иди, Максюша, проветрись. Встретимся за завтраком.
У выхода я оглянулся. Незнакомка послала мне воздушный поцелуй и хулигански подмигнула. Не задерживаясь, я проследовал в лифт и поднялся к себе на двенадцатый. Было по-прежнему хорошо, по иному сегодня и быть не могло, поэтому я ничуть не удивился, когда обнаружил на своем этаже Стайкова с Вячеславиным. Неразлучная парочка стояла на площадке возле лифтов и оживленно общалась с молодежью. Молодежь была
– О!
– дружно обрадовались братья-писатели. Вячеславин поинтересовался:
– Ты чего такой? Дедушкой стал?
Я увидел себя в зеркале: улыбка до ушей, глаза блестят. Новый человек. Странно, что они меня вообще узнали.
– Напитал исстрадавшееся тело пьянящим батидо, - похвастался я.
– А может, это было октли, там этикетка отклеилась.
Лицо Вячеславина приняло неестественный, неприятный вид.
– Грязные намеки, - сказал он грубо.
– Я глубоко адекватен.
От него разило так, что хотелось немедленно закусить. Судя по всему, жаждущий классик нашел свой родник. Чтобы Иван Вячеславин, да не нашел? Мне стало стыдно, что я сомневался в таком человеке.
– Сначала он прочесал всю пригородную зону, - принялся рассказывать Лазар.
– Самогон ему так и не продали, зато пошутили, что местные винокурни будто бы тайно разливают вино в экспортном варианте, без этих присадок. Он поперся в порт - ползать на брюхе перед агентами по снабжению и штурманами, а вернулся уже на полицейской машине. Тогда он потащил меня в яхт-клуб...
– Зачем в яхт-клуб?
– не понял я.
– На каждой приличной яхте есть запас спирта. Но со всякой шпаной там разговаривать не станут, поэтому он взял меня.
– Хрустящий воротничок, - сказал Вячеславин с вызовом.
– Ради кого я старался, свинья?
– спросил Лазар.
– Злой ты, как габровец, - огорчился Ваня, после чего спросил у барышни с нарочитой громкостью: - Ну, вы поняли свою ошибку?
– "Одеть" можно только кого-то, например, человека, - ответила она, глядя на известного прозаика с восхищением и преданностью.
– В родительном падеже. А предметы в винительном падеже "надевают": то есть "надела шляпку", "надел кепочку"... (Она кокетливо посмотрела на меня.)
– И никак иначе, - с удовлетворением закончил Иван.
Он внимал правильному ответу, приняв вид большого мастера (принявши!). Меж их склоненными головами трепетала рукопись, испорченная красными подчеркиваниями и ехидными пометками на полях. Девушка явно хотела взять Вячеславина под руку, но не решалась, а рукопись, очевидно, была собственного ее сочинения. Мне стало жаль юное дарование. Коли речь зашла о разнице в употреблении слов "одел" и "надел", значит, разговор за литературу велся по крупному, ибо вопрос этот имел не просто важное, но принципиальное значение, особенно когда Большие Мастера вразумляли пишущую молодежь... Коридорный, как это ни смешно, тоже держал в руках рукопись, и смотрел он с точно такой же преданностью, но только на Стайкова. Каждому ученику - по Учителю! Очевидно, я ненароком попал на летучее заседание творческого семинара.
– Если решили публиковаться на русском языке, на языке Пушкина и Фудзиямы, извольте освоить грамоту в совершенстве, - сурово покивал Вячеславин девушке.
– Что вас сдернуло в такую
– спросил я Лазара.
– Вломились какие-то болваны, - пожаловался тот, - сначала к Ване, потом ко мне. Вас искали, Максим, под все подряд кровати заглядывали. Мы решили, что вам требуется помощь. Какие-то неприятности?
– ...Или вот, пожалуйста, написали вы "отнюдь", - с ленцой вещал Вячеславин.
– Так нельзя, голубушка, после "отнюдь" не ставится точка. Это усилительная частица, которая самостоятельно не употребляется, а только в связке с отрицательной частицей "не" или междометием "нет". "Отнюдь нет", "отнюдь не гений", и никак иначе. Даже дурной вкус не может служить оправданием безграмотности.
Голубушка благодарно принимала обидные речи, соглашалась решительно со всем.
– Никаких неприятностей, сплошь одни приятности...
– успокоил я Стайкова и обратился к коридорному.
– Арно все еще в моем номере? Или домой ушел?
– Его забрали в полицию, - сказал тот беспечно.
– Ах, - сказал я, - вот оно как.
– Да вы не волнуйтесь, - сказал он, - я им все разъяснил. И про то, что Арно - ваш друг, и про то, что вы сами пригласили его к себе. Может, кстати, он уже дома.
Увели мальчика, подумал я, подарили герою новое приключение. И хорошо бы это в самом деле была полиция, потому что нет никаких оснований полагать, что это была именно полиция. Так или иначе, Арно в номере отсутствует, значит заходить туда совсем не обязательно. Ни одна вещь, привезенная мной из внешнего мира, не стоила и минуты сегодняшнего дня, а документы и деньги всегда у меня с собой. Оставь материальный мир врагам и стань свободным. Вот разве что мясные консервы - жалко... Я вызвал грузовой лифт и снова отвлек молодого человека:
– Он ничего для меня не передавал?
– Арно?
– спросил коридорный.
– Да-да! Простите, чуть не забыл. Ночью вам звонил товарищ Дмитрий Фудзияма, сказал, что весь вечер вас разыскивал и просил навестить его, как только вы сможете. Арно сказал ему, что вы его непременно навестите.
Новость потрясла всех маститых литераторов. Включая меня. У Стайкова с Вячеславиным вытянулись лица, и лишь молодежь спокойно поглядывала на нас, не понимая истинного значения случившегося. Учитель пожелал с кем-то встретиться, позвал кого-то к себе... неслыханное дело! Жаль, что обсуждать с коллегами варианты и версии не было у меня ни желания, ни времени, поэтому я молча сделал всем книксен и нырнул в подъехавший грузовой лифт. Почему грузовой? Потому что он спускался до подвала, имея выход в подземном гараже.
– Расскажешь потом, что да как, - вымучил Ваня с таким видом, словно его рвать потянуло.
Простодушный коридорный, едва я покинул общество, полюбопытствовал, что такое "батидо" и чем оно отличается от "октли", и трезвенник Стайков, думая о чем-то своем, пустился в объяснения - по инерции, все по инерции, а Вячеславин по инерции принялся растолковывать барышне, почему пожарные в прошлом веке обижались, когда их называли по безграмотности пожарниками, однако я уехал, не успев послушать. Простите, братцы, думал я, нескоро мы теперь увидимся. Они так и стояли с вытянутыми лицами, и каждый, наверное, видел себя на моем месте, и каждый страстно хотел бы оказаться на моем месте, но место это сегодня было занято. Простите, друзья мои, классики мои милые, но быть вам теперь с вытянутыми лицами - на всю оставшуюся жизнь...