Львиная охота
Шрифт:
– Я спросил не про Эдгара Шугарбуша, - терпеливо сказал я.
– Давай не будем терять смысл.
– Давай, - энергично откликнулась Рэй.
– Мне тоже не нравится словечко "суперблокада" Совершенная бессмыслица, вроде "супермена". Возьмем, к примеру, Жилова, который вот уже сутки ведет себя аккурат как супермен, и все-то у него при этом получается. Хотя отродясь он таким не был! И вообще, сам он всей душой ненавидит таких жлобов и хамов, мы-то с вами это хорошо знаем. Где здесь смысл?
Смысла не было. Меня на миг повело - как давеча на пляже. Потому что я давно уже думал о том, о чем сейчас услышал,
– Мне кажется, Максюша, кто-то сильно захотел увидеть тебя таким, ответила ведьмочка на свой же вопрос.
– А тебе как кажется?
– Так вот для чего понадобилась комедия на пляже!
– сообразил я.
– Для того, чтобы сейчас сказать мне все это. Вы пытаетесь свести меня с ума, синьорина?
– Почему комедия? Рука болит, нет? Так что думай.
– Думать - тяжелая работа, - пожаловался я.
– Мы ведь не про мою руку говорим. Про жмурь. Думать и говорить про жмурь - каторжный труд. В "Кругах рая" я уже высказался по этому поводу до конца, и вдруг появляешься ты, чтобы посеять в моей голове новый сорняк. На взморье, во время нашего бредового разговора, разве не снимали вы с меня рефлексограмму? Разве не для того возник жуткий образ заброшенного дома, из которого я так и не смог вылезти, чтобы проконтролировать в этот момент мои нейрохимические процессы? Я понимаю, вам нужно было знать, полностью ли отпустил меня психоблокатор. Но все-таки интересно: какой датчик ты ввела мне при помощи спицы?
– Блеск!
– восхитилась она.
– Абсурд пожирает своих детей.
– Тест, надеюсь, пройден?
– Тест? Удобная версия. У тебя хорошая психологическая защита, Максюша.
– Если на взморье был не тест, то что?
– разозлился я.
Рэй, прищурившись, посмотрела на небо.
– Абсурд - это форма доказательства, - неторопливо произнесла она. Это способ заставить человека взглянуть на все иначе, в том числе на что-нибудь действительно важное. А что для Жилова в этом мире важнее жмури? Жилов столько слов, пардон, затупил, чтобы счистить с мира коросту благодушия. Если вдруг выяснится, что причину наших бед он перепутал со следствием, как ему, горемыке, перестроиться?
– Абсурд крепчал, - объявил я.
– Глупо врете. Крутитесь, как змея на сковородке, позор.
Она невозмутимо продолжила:
– Согласно придуманной тобой легенде, жмурь распространилась благодаря неудержимой тяге людей увидеть свои фантазии воплощенными в жизнь. Человек, каким бы ничтожным он ни был, желает быть творцом - и в этом, по-твоему, главная наша беда, это самое уязвимое наше место. А теперь перевернем твою мысль, как песочные часы. Даже если жмурь была изобретена конкретным человеком, а не возникла из ничего, даже если ее широкому распространению поспособствовали банды менял, все равно изначально был кто-то, кто захотел, чтобы эта штука появилась и широко распространилась. Сначала было чье-то желание, а только потом началось движение, представляющее собой цепочку случайных событий. По такому закону все в мире и движется, к твоему сведению. Кем нужно быть, чтобы любое твое желание исполнялось?
– Супругой председателя земельного Совета?
– подсказал я.
– Творцом, - возразила она.
–
Смеяться? Плакать? Я вовсе не был уверен, что мне врут; абсурд крепчал - единственно в этом я был уверен. Поэтому спросил напрямик:
– Кто откопал сокровище на астероиде?
– И первую, и вторую Букву нашел тот, кого ты знаешь гораздо лучше меня. Доставил находку на Землю другой человек.
– Что значит - и первую, и вторую?!
– возмутился я.
– Разве один из артефактов уже не был на Земле?
– Оба были на астероиде, - сказала Рэй.
– Тогда как здесь оказался "Новый Теотиуакан" с его плазменными сгущателями?
– "Новый Теотиуакан", насколько мне известно, это парочка сумасшедших, вовлекших в свое безумие несколько наемников. Несчастные люди. Все они перепутали свою и чужую реальность.
Я подумал и спросил:
– На каком из астероидов?
– Тебе название?
– усмехнулась она.
– Элементы орбиты и регистрационный номер? Лететь туда собрался?
– Это мысль, - сказал я.
– Третьей Буквы, из-за которой весь сыр-бор, там нет. Если б было так просто.
– Ах, вот в чем дело. Буква под номером три.
– Да, все дело в ней.
– Твой Покойник, надеюсь, знает, где искать третью?
– Никогда не спрашивала.
– А при чем здесь жмурь?
– Совершенно ни при чем.
– Рэй ускорила шаг.
– Вот, кстати, и холм, добро пожаловать.
– Это - холм?
– сказал я, потрясенный.
Мы пришли. Обогнув административный корпус, мы оказались на просторной, яркой лужайке, к которой стекались аллеи и дорожки парка. Прямо за деревьями прятался кампус (ряды двухэтажных домиков), по левую руку располагались учебные и лабораторные корпуса, доходившие до самых Райских Кущ (это тоже всего лишь парк - центральный городской), а справа, метрах в двухстах, громоздились руины древнего Замка Колдуна, поставленного еще Конрадом де Молина.
Холм был в центре. Во всяком случае, ничего другого, похожего на холм, поблизости не наблюдалось. Словно кучу мусора сволокли на лужайке огромную кучу мусора высотой в половину мачты, на которой каждое утро поднимали флаг Академии, - а потом залили ее стеклом, чтобы была она праздничной и гигиеничной, чтобы сверкала на солнце и радовала глаз паломника. Люди лазили по склонам этой пирамиды, сидели у подножия, лежали на траве, бесцельно слонялись вокруг; паломников было много.
– Погуляй тут, - распорядилась Рэй.
– Никуда не уходи.
– А ты?
– спросил я.
– Надо предупредить Милу, иначе тебя не пустят.
– Куда не пустят?
– В музей.
В какой музей? Время вопросов закончилось: ведьма исчезла, как туман поутру. Тогда я приблизился к странному сооружению, чтобы рассмотреть его в подробностях. Стеклянная масса уходила вверх ступеньками-ярусами, а внутри, в прозрачных толщах, были похоронены вещи. Ковры, свернутые в трубку. Подушечки с рюшами и воланами. Репродукции в массивных багетах, модные когда-то семирожковые люстры, и еще хрусталь, смесители, тоноры, видеоприемники, и еще теннисные ракетки, галстуки, трости... Специфический подбор вещей. Надо полагать, это и вправду был мусор. Хлам особого рода, который загромождает не столько дом, сколько сердце.