Львиное Око
Шрифт:
Когда мы с Янтье гуляли, он никогда не пинался.
В тот день я проходила мимо хоровода девочек и увидела, как старик, сев на корточки, сунул руку в бамбуковые заросли.
— Бамбук, бамбук, зачем ты так разросся? — пропел он.
— Ай-ай-яй, — сочувственно произнесла я, и он улыбнулся.
Засмотревшись, какой-то малыш не успел отвернуться и едва не облил меня горячей струей. Я задрала подол саронга, поверх которого на плечи был накинут полосатый жакет голландского производства, и со смехом увернулась.
Чуть подальше, посередине дороги, в позе Будды
Услышав стук барабанов, я повернула за угол и увидела кукольный спектакль, разыгрывавшийся под смоковницей. Напротив сидел какой-то человек, уговаривавший зевак угадать, под которой из трех кокосовых скорлупок находится горошина. Я всякий раз отгадывала и в конце концов положила на край его доски монету. Нас тотчас окружили любопытные: кукольники оставили марионеток, продавец кокосов бросил свой лоток, как и предсказатель судьбы. Всякий раз, как я угадывала, где находится горошина, владелец доски платил мне вдвое больше, чем было на кону. Вскоре я сжимала целую горсть монет.
— Когда женщина в таком положении, у нее появляется второе зрение, — заявил кукловод.
— Нет, — возражала женщина с младенцем, подвешенным к бедру. — Она видит сквозь скорлупки. Понятно? — С этими словами она выпучила маленькие глазки.
— Вовсе нет, — заявила я. — Просто я очень внимательна.
Мой хороший малайский язык, которому обучил меня милый маленький Лассам в Лейдене, произвел впечатление на собравшихся.
— Ты везучая, — сказала девушка, стоявшая рядом со мной. — Поставь за меня, счастливая.
Я спросила у скорлупочника, могу ли я это сделать, и тот ответил утвердительно, хотя и был с виду недоволен. Я выиграла несколько раз, и мне стало жаль скорлупочника. Рядом присел на корточки барабанщик и принялся наблюдать за игрой. Когда я ставила деньги на кон, он отбивал дробь, после этого скорлупочник принимался передвигать скорлупки, сопровождая движения рук замысловатыми жестами. Когда я задумывалась над тем, где горошина, барабанщик вскидывал палочки, а когда я угадывала, принимался стучать, производя оглушительный грохот. Скорлупочник позвал помощника, чтобы тот следил за тем, как убывают сложенные в деревянную миску монеты. А женщины, за которых я ставила монеты, при каждом выигрыше шумно радовались.
Потом я немного проиграла и предложила прекратить делать ставки, но все принялись возражать. Тогда я поставила три флорина. И проиграла. Как это произошло, я так и не поняла. Я ведь ясно видела, куда он спрятал горошину.
После этого со мной остались всего две женщины, которые продолжали ставить на кон свои медяки вместе с моими флоринами. Я расстроилась и, решив отыграться, поставила двадцать флоринов. Надо быть только повнимательнее. Все стихли, даже барабанщик.
И в это время скорлупочник словно провалился под землю. Барабанщик перешел в другое место и начал исполнять музыку для танца, вновь запрыгали марионетки. Я осталась стоять с двумя верными подругами, как и они, с поднятой ладонью, на которой ничего не было.
— Что же муж скажет? — простонала я. — Тридцать флоринов.
— Ай-ай-яй. И наши тоже, — отозвались обе женщины.
Присев в тени на корточках, мы завели дружеский разговор. Оказалось, что у обеих есть дети, и я им призналась, до чего боюсь родов.
— Да, это больно, — сказала одна.
— Очень больно, — подтвердила вторая, закатывая глаза.
— А муж твой тебя любит?
— Конечно, — ответила я.
— А в каком он чине?
— Майор.
— Ну, тогда, красивая моя, у него хватит денег на Лилин.
Тогда я впервые узнала о Лилин. По их словам, она была повитухой и колдуньей. Если ей хорошо заплатить, она придет, усыпит тебя, и ты родишь ребеночка, не испытывая боли. Даже не заметишь, как это произойдет. Очнешься и удивишься: живота нет, а ребеночек грудь сосет. Богатые яванцы, живущие в самых разных частях острова, всегда посылают за Лилин. Да и некоторые белые женщины тоже. Те, у которых добрые мужья и которые волшебства не боятся.
Я с нетерпением ждала Руди, чтобы рассказать ему о Лилин.
— Доктор Хонторст говорит, что она лгунья и мошенница, — заявил Руди, жуя кончики усов. Он расстроился оттого, что я проиграла столько денег, и пожурил за знакомство с туземками, рассказавшими мне про Лилин. — Хонторст был бы рад, если бы ее выгнали из города.
Доктора Хонторста, гарнизонного врача, я не переносила.
— Руди, я так боюсь боли!
— Лилин вовсе не лгунья и мошенница, — неожиданно признался Руди. — А Хонторст — мешок, набитый соломой. Ты получишь Лилин. Обещаю.
Я крепко обняла его, потом принялась расчесывать волосы. Тут меня осенила мысль, и сквозь упавшие на глаза пряди я посмотрела на него.
— А откуда ты знаешь, что она не лгунья? У тебя был ребенок?
Он вышел из комнаты, потом вернулся со стаканом в руке. Опершись о косяк, произнес:
— А ты была бы против?
В его отсутствие я раскинула мозгами, поэтому ответ у меня был готов.
— Ты мужчина, и я не думаю, что ты жил монахом. Если ты любишь меня и обещаешь больше никогда, никогда… Мне хотелось бы увидеть твою малышку.
— Малышку, — фыркнул Руди. — Она уже выросла, и у нее есть своя малышка. Она тоже захотела заполучить Лилин и искала меня по всему острову.
— Твоя дочь…
— Господи, — произнес Руди. — Сначала ты говоришь, что это вполне естественно, а потом приходишь в ужас. Это была девочка, выходит, дочь. Она выросла и сама родила девочку…
Сидя на краю постели, я покачнулась. Руди опустился на колени и схватил меня за руки. Он думал, что я плачу, а я смеялась.