Львиное сердце. Под стенами Акры
Шрифт:
— Я рад, что ты пришла, — сказал он достаточно искренне, чтобы на щеках у нее проступил слабый румянец.
— У меня не было выбора... Генрих. Я знаю, что ты не хочешь оставаться в Утремере. — Она оборвала его попытку возразить легким прикосновением руки. — Я понимаю, ведь это мой дом, но не твой. И понимаю твое нежелание жениться на мне. Как не питать сомнений насчет такого брака: невеста, идущая по принуждению, вынашивает ребенка от другого мужчины — не лучшее из начал.
Ресницы ее опустились на миг, но потом Изабелла вскинула голову и встретилась с графом взглядом, в котором не было притворства или кокетства.
— Не в моих силах унять твою тоску по Шампани. Но могу хотя бы успокоить тебя на свой счет. Меня никто не принуждал идти с тобой под венец, Генрих. Не стану отрицать, советы слышались со всех сторон. Но я нахожусь в более сильной позиции, чем в то время, когда меня заставляли сочетаться с Конрадом. Закон нашею государства предлагает мне защиту от нежеланного брака, потому как ассизы постановили, что вдову не могут заставить выйти замуж раньше чем через год после смерти супруга. Поэтому, даже рискуя показаться бесстыдно дерзкой, могу уверить тебя, что к алтарю я пойду не против своей воли.
Генриху очень хотелось верить ей.
— Мне известно, как сильно в тебе чувство долга, — сказал он. — Ты доказала это, когда согласилась на брак с Конрадом.
— Я так рада, что ты понимаешь это! — Изабелла придвинулась к нему, и на миг на губах ее снова блеснула та самая улыбка.
При том, что молодая женщина дважды была замужем, угадывалась в ней какая-то невинность, и Генрих был уверен, что она не осознает, как действует на него ее физическая близость.
— Не все понимают, — продолжила она. — Я любила Онфруа и не хотела разлучаться с ним. Но меня не силой заставили выйти за Конрада, как считают многие. Да, на меня давили: мать, отчим, архиепископ Жосций, почти все лорды и прелаты, даже папский легат. Но я не покорялась, пока не поняла, что это единственный способ лишить Ги де Лузиньяна короны.
— Полагаю, ты выказала похвальную отвагу... Изабелла.
— Я никогда не рассчитывала стать королевой. Да и с какой стати, ведь моя сестра уже имела двоих детей и была достаточно молода, чтобы народить других. Я довольствовалась Онфруа и нашей с ним жизнью. Но смерть Сибиллы и ее дочерей изменила все.
— Как и убийство Конрада.
Изабелла кивнула.
— Он хотя бы умер счастливым. Ему так отчаянно хотелось стать королем. Я рада, что ему выпали те несколько дней...
Генриха удивило сочетание сентиментальности и иронии, исходящее из уст молодой женщины с ангельским личиком.
— Конрад... Вы с ним могли... — Граф не знал, как задать такой откровенный и личный вопрос, но получить ответ было необходимо. Если с ней дурно обходились, это может сказаться и на их браке.
— Да. — промолвила он. — Когда я согласилась выйти за него, то поняла, что не смогу сделать это с ненавистью в сердце. Преодолевать ее давалось непросто, особенно поначалу. Но я старалась быть покорной женой, и если не оказалась способна на большее, то сомневаюсь, что Конрад заметил. Он получил то, чего желал сильнее всего — право на корону. Возможно, ребенок сблизил бы нас. Ему так хотелось иметь сына.
Теперь, когда они подошли к главному — ребенку в ее чреве, одновременно благословению и проклятию, он не знал, что сказать, не знал, насколько искренним может быть. Насколько было бы все проще, не будь она беременна!
Из них двоих храбрее оказалась Изабелла.
— Нам нужно поговорить об этом, Генрих. О том, что я ношу ребенка, ребенка от Конрада. — Маркиза инстинктивно положила руку на живот в оберегающем жесте, от которого у него защемило сердце. — Для меня благополучие моего малыша значит даже больше, чем благополучие королевства. Не многие из мужчин желают или способны принять чужое дитя. Но я знаю, что так случается, ибо примером тому Балиан. Мне было пять, когда он женился на моей матери. Отчим всегда относился ко мне, как к своей плоти и крови, даже когда у них появились общие дети. Конрад так никогда не поступил бы, даже ради короны. Но мне кажется... мне кажется, что ты сможешь, Генрих. Люди превозносят тебя за храбрость и за королевскую кровь, за родство с государями Англии и Франции. Но для меня большее значение имеет, что ты благороден и обладаешь добрым сердцем.
Теперь они сидели на скамье совсем рядом. На фоне бледного лица ее глаза казались совсем черными, и ему подумалось, что мужчина способен утонуть в их бездонной глубине.
— Изабелла...
— Знаю, ты думаешь, что мы оба в западне, — тихо сказала она. — Наверное, так оно и есть. Но, если ты женишься на мне, обещаю, я сделаю все от меня зависящее, чтобы ты никогда не пожалел об этом.
Генрих взял ее ладонь, пальцы их переплелись. Как страшно должно было быть ей и какую отвагу она проявила, откинув гордость и вот так предложив себя. Он видел, как жилка пульсирует на нежной шейке, и понял внезапно, что не вынесет, если она выйдет за другого мужчину, который может не проявить по отношению к ней и ее младенцу той доброты, той нежности и того уважения, которых они заслуживают.
— Я почту за честь жениться на тебе, Изабелла, — произнес граф, и когда она вскинула личико, трогательно милое в лунном свете, поцеловал ее нежную щеку, смеженные веки, а затем полные алые губы. Он хотел сделать поцелуй обещанием, залогом счастливого будущего, но губы ее были такими сладкими, а ее тело прильнуло к нему так естественно, что Генрих напрочь забыл, что она недавно овдовела и беременна. Забыл обо всем, кроме страсти, так внезапно вспыхнувшей между ними, о голоде, которого никогда не испытывал прежде. Когда они разорвали наконец объятья, молодой человек заметил, что она потрясена не меньше его.
В ее темных глазах отражался свет звезд, дыхание было неровным.
— Никто из нас не ожидал такого поворота судьбы, — промолвил он. — Однако он свел нас вместе.
Во вторник пятого мая 1192 года, неделю спустя после убийства Конрада Монферратского, Генрих и Изабелла были обвенчаны в Тире одним французским епископом. Генрих тут же стал собирать войско на помощь Ричарду, осаждающему замок Дарум. Когда он с герцогом Бургундским выступил с армией к Акре, составитель хроники Itinerarium отметил: «Граф взял супругу с собой, поскольку не мог вынести разлуки с ней».
ГЛАВА XV. Дорога из Аскалона на Дарум
По прибытии в Аскалон Генрих узнал, что Ричард потерял терпение и отправился на юг, осаждать замок Дарум своими силами. Генрих выступил наутро следующего дня, не слушая жалоб воинов на зной. Был канун Пятидесятницы, и погода стояла куда жарче, чем в это время в Шампани. Гадая, сумеет ли он когда-нибудь приспособиться к душному сирийскому климату, граф с облегчением вздохнул, когда семнадцать каменных башен Дарума показались наконец в виду. Вскинув руку, Генрих скомандовал остановку, чтобы ознакомиться с ситуацией. На расстоянии виднелись шатры армии Ричарда и осадные машины, доставленные по морю из Аскалона, но там царила странная тишина. Пыльный шлейф возвестил по приближении герцога Бургундского. Вдохнув полные легкие, граф закашлялся, надеясь, что герцог не собирается проехать рядом с ним остаток пути. Но именно это явно входило в намерения Гуго.