Львиное Сердце
Шрифт:
— Потрясающе! — произнес Плюмбум, но таким тоном, что можно было подумать: он сильно разочарован.
— Вернемся к нашей корове, — предложил Харон. — Вы спрашивали, что такое Лета? Можно сказать, что она нечто вроде той части мозга коровы, которая отвечает за память. Но это не просто накопленные впечатления, это и анализ, это и систематизация. Лета разумна, но иначе, чем человек. А еще она умеет видеть будущее — угадывает последствия, просчитывает вероятности. И она знает, Виктор, зачем ты пришел в Зону.
Плюмбум подобрал ноги. Он понимал, что ничего не сможет сделать одному из Хозяев
— Расслабься, — сказал Харон. — Вероятность благоприятного для тебя события уже установлена. И она высока. Зона — все-таки не корова, для нее любые варианты равноценны. В том числе и твой. По идее, именно я должен остановить тебя. Но… я не буду этого делать.
— По… — голос Плюмбума сорвался. — Почему?
— Мне просто надоело быть здесь. Зона лишила меня свободы, но право на выбор я ей не отдам.
Кошка, словно обидевшись, что на нее не обращают внимания, встала, выгнула спину и принялась точить когти о половик.
— Не дери ковер, Надя, — сказал Харон и улыбнулся.
— Откуда она у тебя? — спросила Ким, почувствовав, видимо, что ее спутник и Хозяин Зоны затронули очень опасную тему, и решив немного разрядить обстановку.
— Приблудилась уже давно, сразу после Первого Выброса. Из Припяти, наверное. Тоже не стареет… Да ей не привыкать — у нее и так девять жизней. Котов себе где-то находит, котят носит регулярно. В общем, самостоятельная животина…
Минуты две они молча смотрели на кошку. Потом Плюмбум поднялся из-за стола и начал одеваться.
— Я пойду, — сказал он, подпоясываясь. — Я знаю, о чем хочу спросить Мнемозину, и уверен, что захочу сохранить ответ.
Харон поглядел на него испытующе.
— Иди, сталкер, — сказал он. — Я в тебя верю.
— Я тоже пойду, пожалуй, — добавила Ким. — Только не в речку вашу, а назад, к Саркофагу. Там у меня имущество кое-какое осталось — за ним присмотреть надо.
— Конечно, иди, — отозвался Харон. — Жаль, клубочка дать в дорогу не могу. Такая вот я Баба-Яга, непутевая. Но точно могу сказать, что доберешься без приключений.
— И на том спасибо. — Ким тряхнула головой. — Справлюсь. Не первый день в Зоне.
— Это точно, — подтвердил Харон. — И еще одно, Ким. В дороге ты встретишь попутчика. Не бойся быть с ним откровенной.
— Я должна буду что-то ему рассказать? — поинтересовалась Ким. — Или что-то спросить?
И то, и другое. — Харон загадочно улыбнулся. — И можно без хлеба. Просто будь искренней. И все получится именно так, как надо…
Первое, что Плюмбум увидел, были звезды. Огромные, близкие, разноцветные. Они сияли под ногами россыпью драгоценных камней. Виктор по давней привычке нашел ковш Большой Медведицы, от него провел мысленно линию к Полярной звезде, а дальше замялся — очертания Малой Медведицы были как-то странно искажены. И это помогло ему понять, что на самом деле он стоит на высоком холме, точнее на гребне возвышенности, и смотрит на город, раскинувшийся внизу и погруженный в ночь.
Сталкер поднес к глазам бинокль и увидел, что светятся большие шары, расположенные на крышах, точнее на шпилях небоскребов города. В шарах искрились пойманные молнии, освещая крыши синими всполохами. Воздух был невероятно чистым, наполненным влагой и запахом цветов. Очевидно, больших белых цветов, что гроздьями усыпали ближайшие деревья.
Плюмбум решил пока не спускаться в город, а осторожно пошел по гребню, стараясь держаться в тени деревьев, присматриваясь, прислушиваясь и принюхиваясь. Могут ли быть здесь аномалии? Вряд ли… Никто не станет жить рядом с аномалиями…
Негромкие голоса заставили его остановиться.
Впереди на разложенном ковре сидели двое — девушка с распущенными светлыми волосами, одетая в белое платье, и мужчина в темном костюме. Девушка что-то сказала, но Плюмбум не разобрал ее слов — из-за леса раздался шум винтов и низко, над самыми деревьями, пролетел серебристый дирижабль, заставив их кроны отчаянно качаться и сбрасывать на землю дождь из цветочных лепестков. Девушка засмеялась. Мужчина протянул руку, чтобы освободить лепестки, запутавшиеся в ее в волосах. Она отстранилась.
Тогда мужчина с укором произнес:
— Сударыня, будь вечны наши жизни, Кто бы стыдливость предал укоризне? Не торопясь, вперед на много лет Продумали бы мы любви сюжет. Вы б жили где-нибудь в долине Ганга Со свитой подобающего ранга, А я бы в бесконечном далеке Мечтал о вас на Хамберском песке, Начав задолго до Потопа вздохи. И вы могли бы целые эпохи То поощрять, то отвергать меня — Как вам угодно будет — вплоть до дня Всеобщего крещенья иудеев! Любовь свою, как семечко, посеяв, Я терпеливо был бы ждать готов Ростка, ствола, цветенья и плодов. Столетие ушло б на воспеванье Очей; еще одно — на созерцанье Чела; сто лет — на общий силуэт; На груди — каждую! — по двести лет; И вечность, коль простите святотатца, Чтобы душою вашей… [4]4
Стихи Эндрю Марвелла, перевод Г. Кружкова.
Очевидно, Плюмбум неловко пошевелился, и ветка хрустнула под ногой. Девушка вскрикнула. Мужчина немедленно вскочил на ноги и обернулся к нему.
— Ты чей, серв? — он говорил спокойно, но в голосе звучал скрытый гнев.
Плюмбум его понимал. Он обломал мужику весь кайф. Правда, не нарочно. Но кого это интересует?
— Извините, — сказал он смиренно. — Я не хотел вам помешать. Я сейчас уйду.
— Я спросил, чей ты серв? — повторил мужчина уже громче.