Ля-ля-фа
Шрифт:
– Шутишь? Чтоб на другой день Генерал кафе сжег?
Я пожимаю плечами и возвращаюсь к Шурке.
– Короче, надумаешь – позвони. Я с Витькой договорюсь.
– Лады.
Мы выходим. Шурка идет к розам, я – через рынок к дому. Пятнадцать минут бегаю глазами по стеклу ларьков, хотя вижу это каждый день. Рассматриваю названия видеофильмов на кассетах, хотя в ближайшее время поступление видеоаппаратуры в нашу семью не намечается. Подмигиваю продавщицам, любуюсь на свое отражение в темном стекле витрин. Мне хорошо.
Вагиф как-то упомянул одну поговорку: «Покажите мне человека, у которого нет проблем, и я покажу у него шрам от трепанации черепа». Очень верно. Но у меня сегодня проблем нет. И нет шрама. Я абсолютно беспроблемный человек.
В подъезде я сталкиваюсь с дядей Севой. В руках у него словарь.
– Колька! Слышь, погоди. Ты знаешь, что такое «экстаз»?
– Примерно. Это когда очень хорошо.
– Э-э-э… Вот, слушай: «Экстаз – это чувство глубокого удовлетворения». Понимаешь?
– Ну да, чего тут не понять? Балдеж, одним словом.
– Хе-хе. Когда ты в пятилетнем возрасте стягивал трусы у девчонок в детском саду, это была самая распространенная официальная формулировка. К примеру: «С чувством глубокого удовлетворения наш народ воспринял присвоение звания Героя Советского Союза Генеральному секретарю партии Леониду Ильичу Брежневу». Или: «С чувством глубокого удовлетворения наш народ воспринял решение партии о продовольственной программе». Представляешь?! Получается, когда какому-нибудь упырю вешали звездочку, мы находились в экстазе! И вообще, мы постоянно жили в экстазе, почему-то этого не ощущая. Потому что не заглядывали в эту вот книгу! А заглянули бы, глядишь, нам ни перестройка не понадобилась бы, ни капитализм…
На часах десять вечера. Мать возится на кухне. Я смотрю телек. Какую-то викторину с кучей призов. Постояльцы сидят у себя. Даже носа на улицу не суют. Спокойные ребята, не то что прошлые, которые вечера без стакана протянуть не могли. Эти повоспитаннее. «Добрый вечер, доброе утро, можно воспользоваться вашим дуршлагом?» Интеллигенты.
Картавый пацан под окном опять ловит своего Баксика. Я закрываю форточку и возвращаюсь на диван.
Звонок в дверь. Интересно, кого принесло? К жильцам, может? Мы с матерью никого не ждем.
Вообще вечерние звонки к нам – обычное дело. Первый этаж. Стаканчик стрельнуть, как найти квартиру двадцать пять, где здесь живет Аграфена Михайловна. Полгода назад я повесил табличку «Все справки платные», после чего народ повалил потоком. Пришлось снять.
Наша комната ближе к выходу, поэтому к дверям иду я. На пороге стоит Сопля. Я, разумеется, удивлен.
– Том, можно тебя на минутку? Я выхожу на площадку.
– Ну?
Сопля мелко дрожит и теребит пальцы. Я подгоняю:
– Ну?
– Том… Ты, ты не мог бы мне одолжить денег?
– Чего-чего?
– Понимаешь, на Генерала нарвался. Он там в «скворечнике» гудит. Я как-то не отстегнул ему, он «счетчик» врубил. В общем, натекло.
Сопля смотрит в пол и говорит полушепотом.
– Да неужели? И каков же должок?
– Сто. Сто баксов.
– И где, сопливенький, я тебе их возьму? У меня, видишь ли, в денежнопечатной машине предохранители сгорели. Так что ничем помочь не могу.
– Том, у тебя же есть…
Я вспоминаю помахивание бумажкой перед носом Шурки и завистливый взгляд Сопли. Тьфу, мудозвон! Это я про себя. В кармашек надо было, да поглубже, чтобы никто и ничего.
– Есть, да не про твою честь. Отваливай, сопливый, пока еще раз по макушке не получил. Ты, сопливый, знаешь, что это за «бабки»? Это «бабки», на которые по твоей милости я в мен-товской влетел. И у тебя хватает борзоты сюда заруливать?
– Я верну, Том…
– Можешь не возвращать, потому что во ты их получишь, – демонстрирую я согнутую в локте руку. – Вали, убогий…
Я захожу в квартиру.
– Коля, кто там? – раздается голос матери.
– Ко мне.
Сопля придерживает двери.
– Погоди, Томик… У них… У них Васька.
Я притормаживаю.
– Что значит «у них»?
– Там, в «скворечнике». В подсобке. Генерал сказал, что, если через час деньги не принесу, они из Васьки девочку сделают.
Я замечаю, что Сопля плачет.
– Погоди, Сопля, может, на пушку берет?
– Они там пьяные все. Генерал совсем пробитый. Что у него на уме? Ваську жалко, изуродуют.
Сопля вытирает нос.
– Только бы эти баксы ему сунуть, чтоб отвязался… Там я отработаю. Мы с Васькой по ночам на заправке крутимся. За месяц верну, У меня сейчас нет, правда, Томик…
Я отворачиваюсь. Сопля продолжает шмыгать носом.
Докрутился. Довыпендривался. Человек без проблем. Граф Монте-Кристо.
– Понимаешь, Сопля, я на нары могу загреметь, если через пять дней деньги не принесу.
– Понимаю, Том. Может, еще достанем? Мне очень хочется улететь. От всех Генералов, Соплей, Небранских… Почему хотя бы на один вечер я не могу стать абсолютно беззаботным человеком? Почему Сопля притащился именно ко мне? Только потому, что я засветил деньги? Деньгами на рынке светят многие. Тот же Штанина или Рейган. Шел бы к ним.
Вряд ли Сопля вернет «бабки» через месяц. Я очень хочу, чтобы он сейчас исчез, растворился в подъезде. Зачем я открыл двери? Предупредил бы мать, что меня нет дома, и смотрел спокойно викторину.
Сопля не растворяется. Он ждет. А может, послать его? Это не мои проблемы. А Вагифчик как в воду глядел. Лучше все на виду оставлять. Они с девочками в подсобку полезут. Или с мальчиками…
Я ничего не хочу знать! Не хочу! Меня достали! От-ва-ли-те…
…Рука лезет в задний карман джинсов. Франклин уже не улыбается. Он потух. От-ва-ли-те…