Лю Яо: Возрождение клана Фуяо
Шрифт:
— Да, а другой — мой четвертый младший брат, Хань Юань.
Ли Юнь сделал шаг вперед, вплотную приблизившись к говорящему, и с интересом спросил:
— Как тебя зовут?
Он был похож на опытного волка, заметившего кролика. Чэн Цянь чуть было не отпрыгнул от него, но вовремя сдержался. Резко выпрямившись, он невозмутимо ответил:
— О, Сяо Цянь.
Ли Юнь кивнул и протянул с лицемерной улыбкой:
— Приятно познакомиться.
Все, что Чэн Цянь мог видеть, были его жуткие зубы. Это лишний раз подтверждало, что на данный момент в клане Фуяо не было ни одного человека, который мог бы ему понравиться, не считая
Тем не менее, его учитель мог оказаться и не человеком вовсе.
Через некоторое время появились Хань Юань и Мучунь чжэньжэнь. Хань Юань, естественно, сел перед Чэн Цянем и начал жаловаться, что тот не играет с ним, а, заодно и перепробовал все угощения на столе.
Иногда Хань Юань льстиво улыбался учителю, а иногда оборачивался, чтобы подмигнуть и нахмуриться Чэн Цяню, деловитому, но аккуратному. Он служил прекрасной иллюстрацией к поговорке «некрасивые люди делают больше зла».
Что касается их первого старшего брата, Янь Чжэнмина, то он опоздал на целых полчаса и, конечно, пришел зевая.
Разумеется, он никогда не ходил пешком — он прибыл в паланкине, если уж на то пошло. Янь Чжэнмин попросил двух младших адептов донести паланкин сюда из «Страны нежности».
Симпатичная горничная, мелко семеня ногами, обмахивала его сзади веером, а еще один младший адепт шел рядом и держал зонтик.
Одежда Янь Чжэнмина трепетала на ветру, а подол напоминал облака в небе. Прибытие молодого господина было преисполнено излишней торжественности. Похоже, он пришел сюда не на утренние занятия, а чтобы привлечь к себе внимание.
Войдя в Традиционный зал, первый старший брат высокомерно покосился на Ли Юня. Весь его вид выражал отвращение. Затем он бросил взгляд на Хань Юаня и недоеденные пирожные на столе, после чего раскрыл веер и прикрылся, будто подобная картина могла запятнать его прекрасный взор.
В конце концов, у него не оставалось выбора, кроме как сердито подойти к Чэн Цяню. Младший адепт наскоро протер каменный табурет, раза четыре, затем положил на него подушку и поспешил подать чай. Он поставил горячую чашку на блюдце с амулетами. Блюдце волшебным образом охладило чашку, дымившуюся так, что на ее поверхности выступила влага. Только тогда Янь Чжэнмин соизволил сделать глоток. Завершив все приготовления, молодой мастер Янь, наконец-то, сел.
В отличие от Ли Юня, привыкшего к подобным сценам и воспринимавшего Янь Чжэнмина как воздух, от которого никуда не деться, Хань Юаня увиденное, казалось, потрясло до глубины души. Выражение его лица было таким же, как когда он восклицал «Что за черт?!».
Внимательно наблюдая за всем происходящим, даже вечно саркастичный Чэн Цянь потерял дар речи.
Так началось сумбурное утро четырех учеников Мучуня, не испытывающих друг к другу ничего, кроме отвращения.
Примечание переводчика: в се братья, наконец, собрались вместе! Итак: Янь Чжэнмин - первый брат, Ли Юнь - второй брат, Чэн Цянь - третий брат, Хань Юань - четвертый брат
Грезы об управлении стихией
Возможно, неровное блюдце и ржавые монеты были действительно полезны, и учитель каким-то образом предвидел эту сцену. Во всяком случае, он выглядел хорошо подготовленным.
С
— В качестве сегодняшнего утреннего занятия я хочу, чтобы после моего ухода вы прочитали Священные писания «О ясности и тишине» 1.
1 Дао дэ цзин (кит. трад. ???, упр. ???, пиньинь: Dao De Jing, «Книга пути и достоинства») — основополагающий источник учения и один из выдающихся памятников мысли, оказавший большое влияние на культуру Китая и всего мира. Основная идея этого произведения — понятие дао — примерно трактуется как естественный порядок вещей, «небесная воля», «первооснова» и т.п. Понимание Дао формируется по мере постепенного усвоения текста.
Эти Священные писания «О ясности и тишине» вовсе не были такими же, как чудесные писания «О постоянной ясности и тишине», как говорил Всевышний Господин Лао. Это был всего лишь бессвязный, повторяющийся монолог, который, по всей вероятности, составил мастер собственной персоной, так как большая часть его содержания оказалась непонятна.
Вероятно, чтобы показать ясность и спокойствие максимально отчетливо, Мучунь чжэньжэнь при чтении растягивал каждый слог на два. Этот протяжный говор почти задушил его, в результате чего в конце каждой фразы раздавалось поразительное вибрато. Все это делало мастера похожим на безумную лаодань с поджатыми губами 2.
2 Лаодань — роль старухи в китайской опере. Женские персонажи пекинской оперы именуются дань.
Чэн Цянь прислушался, и в ушах у него зазвенело так громко, что сердце ушло в пятки, он испугался, не задумал ли учитель убить его. В конце концов, Мучунь чжэньжэнь, задыхаясь, закончил читать. Он неторопливо отхлебнул из чашки, чтобы успокоить горло. Чэн Цянь поежился. Он с нетерпением ждал блестящих замечаний чжэньжэня по поводу заклинаний и магии, но вместо этого снова услышал до тошноты протяжный голос мастера.
— Хорошо, давайте прочтем еще раз.
Чэн Цянь сидел молча, как вдруг почувствовал, что его невежливо похлопали по плечу. Изящный, но бесполезный первый старший брат обратился к нему:
— Привет, малыш, — сказал Янь Чжэнмин. — Сядь повыше.
Первый старший брат был самым драгоценным сокровищем клана Фуяо. Если он просил, Чэн Цянь не мог пойти против его воли.
Юный мастер Янь приоткрыл глаза, и младшие адепты вокруг него сразу же, не толкаясь, двинулись к бамбуковому «креслу красавицы» 3. Он откинулся на него и нагло закрыл глаза в присутствии своего учителя, а затем задремал под грохочущие звуки чтения «тишины».
3 «Кресло красавицы»: своего рода традиционная китайская скамейка со спинкой, повторяющей изгиб талии красавицы. В подобных креслах путаны нередко принимали гостей в чайных домиках
Понаблюдав некоторое время, Чэн Цянь обнаружил одно из достоинств этого монстра, — он не храпел во сне.
Возможно, другие уже привыкли к этому. Пока первый старший брат бесстыдно дремал, второй старший брат за короткое время сошелся с четвертым и согласился сотрудничать с Чэн Цянем, потому-то и продолжал подмигивать ему.