Лю Яо: Возрождение клана Фуяо

Priest P?

Далан был на несколько лет старше своего второго брата. Они мало разговаривали и вовсе не были близки. В то же время, с самого раннего возраста, младший брат проявлял благоразумие. Он не рыдал без причины и не доставлял хлопот. Он носил то, что носил его старший брат, ел то, что ели его мать и младший брат, брал на себя инициативу, если вопрос касался домашних дел, и никогда не жаловался.

Далан любил его и заботился о нем от всего сердца, хотя и не говорил этого.

Но он никак не мог спасти ситуацию. Родители были слишком бедны, чтобы вырастить Чэн Цяня, а Далан

все еще не стал опорой для семьи, его слова не имели веса. Но, как бы там ни было, Чэн Эрлан — их собственная плоть и кровь, насколько нужно быть безжалостными, чтобы продать его?

Чем больше Далан думал об этом, тем хуже себя чувствовал. Его посетила мысль, что следовало бы ударить этого старого шарлатана по голове большим железным ковшом, но не хватило храбрости — в конце концов, он не был бы простым подмастерьем, если бы был таким смелым. Да и разве его брат не заработает больше, грабя и мародерствуя?

Чэн Цянь, отчасти, догадывался о плане своих родителей и сдерживаемом разочаровании старшего брата.

Отец работал с рассвета до заката. Брат уходил, когда звезды еще мерцали в небе и возвращался домой с восходом луны. Мать не задерживала на нем взгляд, отдавая всю свою заботу новорожденному. Его не воспринимали всерьез, даже если не били и не ругали. Чэн Цянь хорошо понимал это и вел себя достаточно тактично, чтобы не нарваться на неприятности. Самое возмутительное, что он делал за всю свою жизнь, — это залезал на большое дерево старого туншэна и слушал, как он объясняет эти дрянные святые писания.

Чэн Цянь работал добросовестно и усердно. Он считал себя слугой, но никогда — сыном.

Дети обычно разговорчивы и беспокойны, но, поскольку Чэн Цянь не считал себя сыном, он, естественно, не пользовался привилегией быть болтливым и непослушным. Чэн Цянь привык сдерживать свои самые сокровенные чувства, и рано или поздно слова, которые он не мог произнести, должны были провалиться внутрь, проделав множество крошечных дырочек в его маленьком сердце ⁶.

⁶ Китайская идиома: «у человека много отверстий в сердце» означает, что «он сверхчувствителен»

Мальчик с тысячами отверстий в сердце знал, что его продали родители. Но, как ни странно, он чувствовал себя удивительно спокойно, будто бы ждал этого дня.

Перед его отъездом больная мать Чэн Цяня встала с постели, хотя делала это крайне редко. Дрожащим голосом она отозвала сына в сторону и с красными глазами вручила ему сверток. Там была сменная одежда и дюжина лепешек. Излишне говорить, что одежда была перешита с вещей его старшего брата, а лепешки — сделаны отцом накануне вечером.

Но, в конце концов, Чэн Цянь — ее плоть и кровь. Глядя на него, мать не удержалась, пошарила в рукаве и, пошатываясь, вытащить оттуда небольшую связку медных монет. Потускневшие от времени, они неожиданно заставили сердце Чэн Цяня дрогнуть. Он стал похож на маленького замерзшего зверька, который, с осторожностью принюхиваясь к снегу, каким-то образом учуял запах матери.

Однако его отец также заметил связку. Он кашлянул, и

мать со слезами на глазах вынуждена была положить их обратно.

Запах матери походил на отражение луны в воде и, внезапно, снова растаял в воздухе, прежде чем Чэн Цянь успел сделать второй вдох.

— Иди сюда, Эрлан, — мать взяла Чэн Цяня за руку и повела его во внутреннюю комнату. Она начала задыхаться уже через несколько шагов.

Устав, женщина тяжело опустилась на скамью. Указав на масляную лампу, свисающую с потолка, она слабым голосом спросила:

– Эрлан, ты знаешь, что это?

– Бессмертный Вечный огонь, — Чэн Цянь равнодушно посмотрел наверх.

Эта невзрачная лампа являлась семейной реликвией, по слухам, доставшейся им в качестве приданого от прабабушки. Она была размером с ладонь, без фитиля и масла, но зато с несколькими рядами магических символов, вырезанных на старом эбонитовом держателе. С их помощью лампа могла постоянно освещать квадрат площадью в один чи.⁷

⁷ Чи: единица длины, равная 1/3 метра.

Но Чэн Цянь так и не понял, какой толк от этого хлама, пригодного лишь для привлечения жуков летом.

Однако, учитывая, что это был магический инструмент, какое-либо практическое применение от него и не требовалось. Крестьяне передавали такие вещи из поколения в поколение как сокровище, только ради возможности хвастаться ими перед пришедшими в гости соседями.

Так называемый «магический инструмент» представлял из себя нечто, на чем присутствовали заклинания, вырезанные «бессмертными». Для смертных подделать их было невозможно — существовало множество подобных вещей с еще более широким спектром применения, таких как лампы, которые не нуждались в масле, бумага, которая не горела, кровати, сохранявшие тепло зимой, а прохладу - летом.

Однажды по стране бродил рассказчик. По его словам, в крупных городах строили большие дома из «бессмертных кирпичей». Дома эти переливались на солнце подобно стеклу, и в своем великолепии могли сравниться с императорским дворцом. У богатых семей также были чаши, на внешней стороне которых, бессмертными высокого уровня были написаны заклинания. Они помогали избегать ядов и лечить болезни. Один ее фрагмент мог стоить четыре золотых ляна ⁸, но это ничуть не уменьшало желание заполучить артефакт.

⁸ Лян: единица веса серебра или золота (около 31 грамма)

«Бессмертные», то есть «совершенствующиеся», также назывались «даочжан» или «чжэньжэнь» при необходимости обратиться к ним и выказать свою покорность.

Легенда гласила, что они начинали свой путь с поглощения Ци из окружающего мира, а добившись могущества, могли отказаться от еды, подняться на небеса и войти в землю. Они совершенствовали себя до такой степени, чтобы наслаждаться вечной молодостью и стать, наконец, бессмертными после преодоления всех трудностей… Но никто никогда не видел настоящих бессмертных, так что легенды оставались легендами.